В мерцании тысяч свечей, сквозь клубы ладана, торжественно звучали под сводами Сионского собора старинные песнопения. В пасхальную ночь храм был переполнен молящимися. Служил сам католикос Микаэл Мириасанидзе, в присутствии всего двора и вельможной знати. Уже переменили священнослужители траурные ризы на светлые праздничные одеяния и ликующим прославлением начиналась утреня. В числе находящихся на богослужении был и князь Мхаргрдзели, прибывший в Тбилиси по приглашению шурина. Правитель Ани захватил с собой в Тбилиси двенадцатилетнего старшего сына Захария. Маленький горец впервые попал в Тбилиси, и все в этом городе было ему в диковину. С удивлением смотрел княжич на пышную церковную службу, на множество богато одетых людей, до отказа заполнивших собор. Победно звучали громкие возгласы протодьякона, истово отвечал им патриарший хор. Впечатлительному мальчику уже начинало мерещиться что-то необычайно далекое от жизни, как бы перекликающееся с рассказами из Библии старого хожорнийского священника тер-Егише…
Вдруг взгляд юного горца приковало удивительное зрелище: впереди всех молящихся у алтаря стоял высокий человек в длинном золотом одеянии до пят. Как у святых на иконах! А рядом… Захарий осторожно потянул отца за рукав, тот с удивлением обернулся. Мальчик умоляюще прошептал, показывая рукой в сторону алтаря:
— Отец, кто это там стоит впереди?
— Это наш царь, мой мальчик, — улыбаясь, тихо ответил парон Саргис.
— Нет, рядом с ним, кто это? Ангел?
Правитель Ани, усмехнувшись, подкрутил густой ус. Притянув к себе, он ласково шепнул ему на ухо:
— Да нет, глупыш! Ангелы только на небесах бывают. То дочь нашего царя Тамар.
Почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд, юная царевна обернулась. Рядом с великаном в княжеской одежде стоял рослый неуклюжий подросток и упорно смотрел на нее. Золотисто-карие глаза царевны сердито сверкнули. Тамар недовольно повела плечиком и отвернулась. Георгий покосился на обычно спокойную дочь и, ничего не сказав, снова стал смотреть на Царские врата алтаря, откуда в светлых ризах торжественного пасхального шествия уже выплывал католикос Микаэл со всем клиром…
Княжич Захарий ехал в сопровождении дядьки Шоторика. Верный оруженосец после тяжелого ранения остался в Хожорнийском замке комендантом и потом был приставлен к княжичу обучать его ратному делу.
По обочине дороги позади конной охраны следовал Самвел и, задумчиво насвистывая, предавался печальным размышлениям. Начав службу конюхом, Самвел преуспел и ныне числился наставником по верховой езде княжича Закарэ. А что толку в этом? Невеста Астхик, не дождавшись его, вышла замуж за другого. У Ануш — двое детей, а он, Самвел, так и остался байгушем одиноким. «Вся моя семья — кони на конюшне!» — с горечью думал наездник. Он посмотрел на княжича: «Опять затянул поводья!» — и, тронув коня, подъехал к Захарию.
Мерно цокали по каменистому грунту копыта коней. Погруженный в свои мечты, княжич ничего не слышал. Лишь изредка, счастливо улыбаясь, кидал рассеянный взгляд на цветущие яблони и синее безоблачное небо…
На дворе богатого шелкоторговца Погоса вьючили верблюдов. Озабоченно хлопотали приказчики у тяжелых тюков с шелком, проверяя укладку и деловито покрикивая на грузчиков. Больше всех суетился семнадцатилетний сын купца Манвел. В первый раз посылал его отец в самостоятельное путешествие с товаром в приморский город Цхуми, откуда шелк должны были отправить дальше на галере. Не вполне доверяя малоопытному юнцу, Погос-ага посылал с ним старшего приказчика. Закончив погрузку и спрятав опись товаров в тугой пояс, приказчик подошел к стоявшему на крыльце хозяину:
— Все готово, Погос-ага.
— С богом! — перекрестился шелкоторговец и, благословляющим жестом осенив сына, подал знак к отправлению. Со скрипом распахнулись большие ворота, мерно позвякивая колокольцами, на улицу выплыли десять рослых верблюдов с тюками. Следом ехали на конях Манвел и приказчик.
Скалы, зелень шиповника и дикой груши в цвету. В гору медленно поднимается большой караван. Он принадлежит нескольким владельцам — тбилисским купцам, вывозившим в Цхуми разные товары.
Начальник каравана на добром коне беспокойно оглядывал длинную вереницу вьючных животных. На стоянке в Гори его предупредили, что на перевале незадолго до того ограбили чужеземных купцов. Недаром в царском указе приказывалось вешать воров и разбойников! Но малочисленность охраны беспокоила караванбаши. «А все Погос-ага! Пожалел несколько тетри [51] Тетри — серебряная монета (груз.) .
, чтобы нанять лишних стражников! И другие хозяева тогда уперлись…» Меланхолично звякал колокол на шее последнего верблюда. И только собрался начальник каравана приказать прибавить шаг (до сумерек надо бы пройти опасные места!), как из-за кустов раздался громкий окрик:
Читать дальше