Франтишек Кубка - Избранное

Бетлен долго хохотал.

Обедали до сумерек. Княгиня Жужана собственноручно приготовила острый соус, который ее супруг поглощал ложкой. Сама же сесть за стол не посмела и обедала с придворными дамами.

Турн просидел в Брашове целый месяц, пока тимишоарский паша не прислал ему охранную грамоту. Зато дождался он и очередной депеши из Гааги от Камерариуса, вновь ставшего канцлером Фридриха. К депеше было приложено небольшое запечатанное письмо: королева Елизавета писала сэру Томасу Роу, новому послу короля Якова при стамбульской Высокой Порте.

Грустно было Турну покидать Брашов. Ему нравился этот город в долине среди гор, напоминавших родной Инсбрук. Нравилось с высоты замка обозревать крутые крыши домов, прислушиваться к немецкой речи на улицах, внимать проповедям в древнем храме, недавно освобожденном от пышного убранства. Он часто прогуливался по бастионам, где зацветали акации. Хоть и был уголок этот удален от шумного мира, не играли тут цыганские скрипки, не плясали чардаш ландскнехты, но все же тут было веселее, чем в Прешове или Кошицах. Протестантские пасторы по-прежнему величали князя королем Саулом, народным избранником, отступали от обычных библейских выражений и называли Брашов — вслед за Вергилием — городом буколическим. Поистине и был он таков: аромат чистоты, покоя, достатка витал в здешнем воздухе.

Если Турну вид на Брашов напоминал Тироль, Инсбрук, то воображению Иржика рисовался Кромержиж — только горы мешали, заснеженные на южном горизонте даже летом. Мечты уносили его на просторы родной Ганы, туда, куда не довелось вернуться из Праги, потому что его Гана снова принадлежала теперь кардиналу Дитрихштейну. Только в Брашове Иржик почувствовал, что потерял родину. Она осталась лишь в блаженных воспоминаниях.

И вот с единственным человеком из той, прошлой жизни — громогласным, головастым, вечно взъерошенным Турном — он уедет еще дальше от родины, к туркам. Возлюбленная королева никогда не говорила с ним по-чешски, так и не научившись ни одному слову, кроме имени его: «Ячменек!» А Турн и того больше — даже в самим благом расположении духа кличет его по-немецки — «Герштель…».

На сей раз князь принял Турна с Иржиком в тронной зале. Рядом с ними поставил сына княжеского советника, молодого Штефана Корлата, уже трижды побывавшего с посольством в Стамбуле.

Сегодня Бетлен не пил и не шутил. Он вручил Турну послание Высокой Порте, где рекомендовал его как человека наидостойнейшего, ближайшего своего друга, словам которого следует верить, как если бы они исходили из уст самого князя. Но и графу вменялось принимать на веру все, что от имени султана объявит ему Высокая Порта.

Князь напутствовал:

— Не знаю, граф, что еще добавить к моим напутствиям, переданным вам моими советниками и генералами. С молодым бароном Корлатом живите согласно, он послужит вам толмачом в Стамбуле. И да направит всевышний стопы ваши по праведному пути!

Все трое поклонились князю до земли. Рук им жать Бетлен не стал, чтобы не нарушать торжественности момента.

Едва за полночь отправились в дорогу. Взяли двух конюших да охрану — трех вооруженных слуг в касках — брашовских сасов {119} 119 Брашовские сасы — потомки немцев (саксонцев), переселившихся в XII в. в Трансильванию по приглашению венгерского короля. , знавших по-турецки. Турн спешил, и потому уже во втором часу посольство выехало за ворота Брашова и поскакало полями, лугами, потом лесами.

По старинной дороге, построенной еще рабами римских легионеров, крутыми склонами они въехали в горы. Справа высились заснеженные скалы, слева зияла пропасть, на дне которой бурлил и пенился горный поток.

Дорога была пустынна. До самой вершины, откуда начинался спуск в южную равнину, они не встретили ни души.

Лишь пели птицы, радуясь жаркому августовскому дню, да ветер звенел в верхушках елей, да вороны каркали под низкими, рваными облаками, да стадо оленей перебежало дорогу, раскисшую и размытую частыми дождями.

Вскоре показались черные срубы, возле которых гайдуки {120} 120 Гайдуки — здесь: венгерские пехотинцы. толковали о чем-то с дровосеками. Вдали стучали топоры, со стоном падал вековой дуб. Дымили костры углежогов.

За поворотом их остановили вооруженные рейтары: куда направляются иноземцы? Уж не купцы ли они, не в Валахию ли едут, где ждут их подводы с товаром? Барон Корлат предъявил охранную грамоту с подписью султана — тугрой. При виде священного знака рейтары замахали руками, пропуская путников в Валахию.