Недолго пробыв у бейлербея, посольство, отвесив поклоны, удалилось и в сопровождении чауша направилось обратно в караван-сарай. Прохожие, разинув рты, таращили глаза на иностранцев.
В тот день они пешком пошли в новую баню. Горячие ванны полагалось чередовать здесь с ледяными. Распаренные послы уселись на подушки по мраморным скамьям вдоль стен. Мраморная зала с многочисленными фонтанчиками освещалась через отверстие в потолке. Черные рабы, в которых Корлат определил кастратов, подали им варенье и кофе в крошечных чашечках. Так сидели они, нагие среди нагих, наблюдая ленивый нрав молчаливо дремлющих завсегдатаев.
Один из них привлек внимание: полный, краснолицый, светловолосый, он решительно не походил на турка. Вдруг он поднялся со своего места и, подойдя к Турну, представился: Адриан Мюллер ван Маасбрее, голландский купец. Только что вернулся из Стамбула, где сторговал много кружев султанскому гарему, а назавтра отправляется в Белград, Буду и Вену.
Говорил он громко и торопливо. Выяснив цель их приезда, сразу перевел беседу на короля Фридриха, королеву Елизавету и их двор в Гааге. Он рассказал, что два дома на западном конце улицы Ланге Форхаут, где живут король с супругой, называются Хоф те Вассенар. Сам Мюллер не раз бывал там. Полтора месяца назад он продал Зимней королеве — он назвал ее именно так — кружевное приданое для ее новорожденного ребенка.
— Для ребенка? — вскрикнул Иржи.
— Ну да… А для кого же еще? Для золотоволосой малышки-принцессы.
— Вы ее видели? — взволнованно спросил Иржик.
— Своими глазами. Она родилась в начале апреля и была названа Луизой Голландиной. Крестным отцом был Христиан Брауншвейгский, новый фаворит чешской королевы.
— Новый фаворит! — в отчаянии воскликнул Иржик, разбудив своим возгласом нескольких дремавших. — Вы в этом уверены?
— Уверен — не уверен… Все дети у этой англичанки темноголовые, а их у нее, слава богу, пятеро. Эта же, шестая — золотоволосая, вся в отца, в Христиана, «рыцаря без страха и упрека». Он выступил на подмогу курфюрсту Фридриху, объединился с бастардом Мансфельдом и, где ни проходил, — всюду разрушал монастыри и грабил церкви. А все из любви к красавице Елизавете. Ее перчатку он заткнул за ленту шляпы и кинул боевой клич: «За бога и королеву!» А вы говорите — не фаворит…
Корлат хихикал. Турн рассердился:
— Не пристало судачить пустое о несчастной беженке.
— Надеюсь, судачить о господине Христиане вы мне не запрещаете? — рассмеялся купец. — Нет, что ни говори, Христиан весьма жизнерадостный молодой человек. Может, именно этим он и взял королеву; ведь супруга ее, как известно, точит черная меланхолия. Христиан грабит, ест и пьет. Любит, когда его называют «божьим наперсником» и «грозой попов». А вот с кем он в дружбе — так это с монашками. Они прислуживают ему на пирушках в завоеванных им монастырях. Но прежде он заставляет их раздеться догола, чтоб они были вроде нас с вами сейчас… Каков генерал, такова и армия. Чего же ждать от войны за Пфальц!
— А как там Фридрих? — спросил Турн.
— Фридрих всюду следует за Христианом, разъезжает по епископствам Верхнего Рейна. Лечится от меланхолии. В июне Христиана разбил Тилли под Хейстом-на-Майне. Фридрих наблюдал за битвой издалека, как и за белогорской. Разбитые войска добрались до другого берега реки, но тут же двинули с Мансфельдом на Эльзас! Снова ели, пили, грабили. Больше мне ничего не известно. Из Амстердама я отплыл в Стамбул.
— Скажите, вы католик? — спросил Иржик.
— Почему — католик? Я протестант, как и вы, господа. Но мне такая война не по душе.
— Откуда вам все это известно? — поинтересовался Турн.
— Вся Голландия только и говорит, что о пфальцской войне. Люди боятся, как бы она не перекинулась к нам. Плакала тогда наша торговля. И в Стамбуле об этом поговаривают. Англичане, которые хотели помочь Фридриху отвоевать Пфальц, просто в панике. Яков отозвал свои полки с Рейна.
— Яков не первый день выслуживается перед испанцами, — заметил Турн.
— Скорее всего вы правы, — равнодушно кивнул купец. Звонко похлопывая себя по ляжкам, он допивал очередную чашку кофе и мурлыкал себе под нос какую-то песенку. Весело журчали фонтаны. Турн дал знак уходить.
Иржик наклонился к самому уху голландского купца:
— Вы видели всех детей королевы?
— Видел старшего, того, которого называют чешским принцем. Рупрехта — нет, Рупрехта не видел. Как ни приду с товаром ко двору на Вассенар, вечно он хворает. А вот младшенькую, для которой кружева покупали, мне даже показать принесли. Леди Бесси носа не задирает, она и с простым купцом любезна.
Читать дальше