На поминках нашлись и такие, что говорили и пели по-чешски. Пан Зденек из Годиц, только что получивший генеральский чин, голосил как фельдфебель, бранился с господином Тейффелем, выясняя, кто кого предал в тысяча шестьсот двадцатом году, австрияки — чехов или чехи — австрияков, и согласились на том, что всех предал мадьярский выродок Бетлен. Граф Эрдеди оскорбился вторично.
Так помянули изгнанники покойного князя.
Граф Турн подвел Иржика к пану Ладиславу Велену из Жеротина.
— Посмотрите на него, — бормотал он. — Это Ячменек. Вы еще о нем услышите.
Пан Велен, бледный, синеглазый, с кругло подстриженной белой бородой и торчащими усами, пожал Иржику руку.
— Вам тоже грустно, пан брат? — спросил он тихим голосом.
— Мы все ждем спасителя… — невесело усмехнулся Иржи.
— Но ожидание коротаем не одними молитвами, — сказал пан Велен, — нет ничего хуже жизни без родины.
Когда наконец Иржи из Хропыни ввели в бельэтаж нового королевского дворца в Стокгольме, он лицом к лицу встретился с мужчиной, которого знал и по Праге и по Гааге. Желтолицый господин Людвиг Камерариус, советник шведского короля по делам Пфальца, загадочно улыбаясь, протянул ему руку.
Иржи поздоровался и подумал невольно: «А, вот почему я ждал так долго».
Но господин Камерариус сказал приветливо:
— Его величество готов с вами побеседовать. Пожалуйте!
Они вошли в длинную галерею. Окна на озеро Меларен замерзли. Стены украшали знамена, взятые в русских, польских и датских походах. Вооруженной стражи нигде не было видно. Господин Камерариус растворил невысокие двери и пригласил гостя войти первым в залу с золоченой люстрой под деревянным потолком. Вдоль стен, обитых штофом, стояло несколько кресел, по виду — венецианских, с высокими кожаными спинками. Портретов не было.
В следующей зале за столом сидел король Густав Адольф.
— Ваше величество, рыцарь Иржи из Хропыни, советник чешской королевы, — возгласил господин Камерариус.
— Salve [75] Привет тебе (лат.) .
, — сказал король и указал на кресло.
Иржи поклонился, шляпа в его руке коснулась ковра.
В королевском кабинете висел только один портрет. Иржи узнал волевое лицо Густава Вазы {183} 183 Густав I Ваза (1496—1560) — король Швеции с 1523 г.
. Левая стена была закрыта гобеленом в желтых и бледно-зеленых тонах. Два нагие великана уносили нагую девицу с полной грудью и мускулистым животом. На заднем плане другие хватали и уносили обнаженных женщин. Похищение сабинянок.
В пылающем камине потрескивали поленья. Пахло можжевельником, как когда-то в комнате королевы в пражском Граде.
Стеклянная люстра под потолком сияла множеством свечей.
Король сидел за столом в мягком кожаном камзоле польского покроя с твердым воротом, безо всяких брыжей. Руки его лежали на столе, тонкие пальцы были сжаты, словно при молитве. Вытянутая, овальной формы голова, откинутая назад, опиралась на спинку кресла. Нос у него был орлиный. «Густав-Клёст» звали его солдаты. Лицо у короля было розовое, волосы — коротко стриженные и светлые, усы и острая бородка — янтарно-желтые. Из-под светлых бровей смотрели, прищурясь, небольшие, светло-синие и близорукие глаза.
— Вы приехали из Голландии, — начал король.
— Из Гааги от королевы Елизаветы с ее личным поручением, — доложил Иржи.
— Господин Камерариус рассказал мне, что в Праге вы состояли пажом при королеве, сражались на Белой горе и были ранены. А затем вместе с моим теперешним военным советником господином Турном были на службе у моего друга и свойственника, покойного князя и короля Габриэля. Были в Стамбуле сначала членом трансильванского посольства у Высокой Порты, а позднее — секретарем по чешским делам при посольстве сэра Томаса, который сейчас пребывает в нашей Пруссии, куда и привез вас с собой. Вы на английской службе?
— Да, еще со времен Стамбула.
— Английский хлеб не сладок, — улыбнулся король. — Но какой-то хлеб есть надо. Чешская королева тоже кормится английским хлебом. Если бы вы расстались с ней недавно, я спросил бы вас о ее здоровье. Но сейчас я знаю сам и могу сказать, что она и ее муж в добром здравии. Так что же поручила мне передать ваша королева?
— Ее величество просит убежища в Швеции для короля Фридриха и его семьи. В Нидерландах они несчастливы.
Густав Адольф шевельнулся в кресле.
Глаза его еще больше прищурились, как у священника, который мысленно обращается ко всевышнему.
Читать дальше