Елена Гостева - Стрекозка Горгона

Мать да и сёстры в других обстоятельствах могли бы и отмахнуться, но при его друге и им хотелось показать себя с лучшей стороны: а то вдруг Станислав решит, что они – бездушные, бессердечные. Варенька пока осторожничала:

– Сёмен, ты правильно говоришь. Я тоже не задумывалась, а ка к ты начал говорить, так поняла, что не хорошо это. Но делать-то что? Если будем общаться с ними, так нас же эта «колоколена» потом и ославит.

– Как Вы сказали? Что за колоколена? – с любопытством переспросил её Светиков, и девушка, зардевшись, ответила:

– Колоколена. Степаниду Гавриловну у нас все так прозывают.

А Верочка добавила:

– Колоколеной сначала прозвали её собственные крестьяне, говорили «наша колоколена пошла языком молоть», а потом уж и все в обществе её так за глаза звать стали…

– Вот видите: общество всё ж знает, с кем дело имеет: такие прозвища неспроста прилипают. Так что бояться-то её?

– А мы и не боимся, – ответила Вера. – Пока Антон не поступил в кадетский корпус, мы принимали его, ну а Татьяна же младше нас…

– Вот и еще одна причина что-то делать. Антон – будущий офицер, значит и ради него. Ему сейчас лет пятнадцать, кажется? – уточнил Семён.

– Шестнадцать, он меня на год старше, я точно знаю. – Сообщила Варя, довольная, что хоть в чём-то осведомленность может проявить.

В общем, молодые люди решили, что нужно завязывать общение с Целищевыми. И пусть «колоколена» хоть совсем свой язык измочалит, а восстанавливать справедливость надо. И завтра же с утра решили ехать к ним в гости. Тем более что и Татьяна их приглашала.

Манефа Поликарповна не останавливала, согласилась с детьми.

– А и правда, нехорошо от Целищевых отворачиваться. У самой-то колоколены сын ездил на последнюю войну, да что-то уж больно скоро вернулся. Поговаривали, что и до армии-то доехать не успел. Хотя Белецкая потом на весь уезд трезвонила, что вернулся весь израненный, покалеченный, а сомневались в этом… – подумала и предложила. – А вот и заделье вам. У генерала-то коллекция оружия старинного имеется. Муж мой, покойничек, очень её нахваливал. Вот вы и поезжайте якобы оружие посмотреть, ну а там уж, как решите…

Коллекция древнего оружия, обвинение в колдовстве – всё это молодых людей из века просвещения не пугало, а зачаровывало, разжигало любопытство, притягивало. От слов этих веяло, как со страниц готических романов, чем-то загадочным, жгуче манящим. Им захотелось непременно сойтись поближе с семьёй генерал-лейтенанта.

Недаром, неспроста приковывали внимание к себе Целищевы. Тайн, родовых легенд, в том числе и самых жутких, в их роду было и впрямь очень и очень много, и хранились они прочно, словно под стопудовыми замками. Слухи, что пересказывали привередливые соседки об их семье полушёпотом, в полу-страхе, (иль как мадам Белецкая – довольно громко), были слишком поверхностны, не открывали и десятой доли правды. Любопытные соседи не знали об этой семье ничего важного, лишь подозревать могли и сочиняли небылицы в меру своих фантазий. Ибо ореол многочисленных тайн овевал род Целищевых, и сами его представители ничего не могли с этим поделать. Тайны скрывали, а их отсвет, ореол, аромат – не удавалось. Как сквозь самые плотные занавеси на улицу из окон всё равно пробиваются отблески света, как, по уверениям всех сказителей, сияние от меча-кладенца, спрятанного глубоко под землей, под огромным камнем-валуном, в кромешной ночной темноте видно издалека, так и отблеск иль лучше сказать – чарующий и тревожащий души аромат древних загадок целищевского рода просачивался наружу.

Мужчины берегли оружие, раритеты древние, рассказы о военных подвигах их пращуров, а женщины, носившие разные фамилии, но крепко помнящие о своих корнях, хранили легенды и предания, связанные с ведовством, чаровством их предшественниц. Все в этом роду травы знали, а некоторые не просто травницами, а и знахарками хорошими были. От дворян скрывали сии умения, поскольку, как скажешь: знахарка, ведунья, так сразу представляется ведьма растрёпанная, за одно общение с которой священник отлучением от церкви пригрозит. А они сами не считали себя богоотступницами, потому что знали: школы травниц на Руси издревле существовали, и поначалу православие их не чуралось.

Одну такую школу, может, и не первую в действительности, но первую, о коей упоминание в летописях есть, открыла в Киеве еще сестра Владимира Мономаха, Янка иль Анна, когда сама в монастырь ушла да игуменьей стала. Поначалу при каждом монастыре на Руси открывались школы для девочек, где помимо грамоты обязательно обучали их травы с кореньями заготавливать, настои и вытяжки делать да хвори распознавать. Когда на Русь полчища Батыя пришли, монастыри южные разорились, в запустение пришли, и забыли там о школах, не до них было. А на севере: на Белом озере, в Великом Устюге, куда не доходили татары, девиц ещё долго сим наукам обучали.