Елена Гостева: Гарнизон в осаде

К началу 1829 года Россия в европейской Турции заняла Молдавию, Валахию, Добруджу, овладела мощными крепостями Браилов, Калафат, Анапу. После одновременно осаждали три крепости, сумели взять Варну, а от Шумлы и Силистрии отошли, несолоно хлебавши.

На Кавказе, в азиатской Турции, успехи русского оружия были намного значительней. Но в Европе кавказскими событиями интересовались мало. Кто из европейцев хоть что-то слыхал о Баязете и Карсе?

Ещё в 1821 году в европейских салонах ужасались зверствам турок, восторгались храбростью греков и лордом Байроном, умчавшим в Грецию и упокоившимся там навечно. Однако после того как Россия вступила в войну с Османской империей, умонастроения европейцев изменились. Они помнили армию Александра I, вошедшую в Париж, и боялись её.

Кажется, совсем недавно Англия и Франция считали несовместимым с достоинством их правительств направлять послов в Стамбул. С тех пор турки не стали менее жестоки, однако в июле 1829 года послы европейских стран прибыли к султану и были встречены с восторгом.

В турецкой армии, как и в русской, зимой поменялся главнокомандующий, вместо сераскира Гуссейна султан назначил Решида Мехмета-пашу, отметившегося при усмирении греческого восстания, а Гуссейна-ага-пашу отправил в Рущук. Турецкие паши редко помогали друг другу, однако старый лис Гуссейн сумел сохранить с Решидом дружеские отношения.

Туман не рассеивался, он густел, темнел, поднимаясь вверх по скатам гор, встречался со спускающимися с небес тяжёлыми тучами, добавляя им грозовой мощи, и всё это клубилось, медленно переползая с одного коричнево-зелёного холма на другой. Небо чернело на глазах… Тучи сегодня особенно мрачные, гнетущие, фиолетовые до черноты, и кажется, что они уже спустились к самой земле, скрывая деревья по краям гор. Татьяна поднялась на крышу посмотреть, что дальше ждать. Шлёпнулась одна крупная капля, другая – и забарабанило по крышам, по дорогам! Даже здесь, в ущелье, ветер, задувающий со всех четырех сторон, срывает фуражку. А Серж в карауле, не повезло их эскадрону, промокнут все до последней ниточки. Вот дождь чуть приутих, а тучи не уползали, словно готовились к штурму. Порыв ветра, за ним – молния во всё небо, другая! – и раскаты грома, словно басовитый хохот великана, склонившегося над маленьким городком: «Живы? Сейчас я вас!» И ещё – молния и громовой раскат. Под ногами вдруг качнулась крыша дома. Невидимый великан, кажется, стукнул кулачищем по соседней горе так, что все дома в Праводах подпрыгнули, пошатнулись. Таня спешно спустилась с крыши. Но… если дом сотрясается, где безопасней: внутри или на улице? Наверно, снаружи, но внутри дома – спокойней.

Следующий день усилил тревогу и мрак в душе. Милка пришла в гости с сербом Любомиром, он вчера принёс в штаб Нагеля донесение от Цветко Кондовича о передвижениях турок и ночевал в домике у болгар. Он сообщил, что армия визиря вышла из Шумлы числом примерно в двадцать тысяч конных и пеших и движется в сторону Правод. Бегичев и Алсуфьев переглянулись многозначительно.

– Что ж, пора. Надо готовиться, – озабоченно покивал Бегичев.

– А ты отчего столь хмурая? – спросила Таня Милку.

– Мы нехорошими гостями оказались, мрачную историю рассказали, – объяснил с печальным вздохом Любомир.

У Кондовича появились новые воины – болгары с южной стороны Балкан: отец – священник и два его сына. Хотя приказ не принимать в отряд жителей с правого берега Дуная оставался в силе, этих взяли, поскольку путь к возвращению на родину им всё равно заказан, они двоих турок убили. Дело в том, что юная дочь священника пропала, отец и сыновья выследили и застрелили похитителя, затем, напав на дом, где содержалась болгарская красавица, убили ещё одного турка. Отец забрал свою дочь и её тоже зарезал. Сейчас они – без надежды на возвращение к родному очагу, полные гнева и жажды мести, – партизанят.

– Зачем он дочь убил? – ужаснулась Татьяна.

– А кого бы она родила? – мрачно усмехнулся Любомир. – Неделю у турка жила…

– У вас что: так заведено? Если девушку обесчестили, она должна умереть?

– А куда ей? …Куда после всего? – Любомир посмотрел на Татьяну тяжёлым взглядом, вздохнул шумно и, помолчав, жёстко завершил. – Лучше смерть, чем позор… Поверьте, лучше…

– Лучше смерть… – тоскливо отозвалась Милка.

Мужчины мрачно покачивали головами, соглашаясь с беспощадным решением отца. И Милка, испуганная, наверное, жалеющая девицу, попавшую в лапы насильника, ужасалась её судьбе, но покорно соглашалась: