Елена Гостева: Стрекозка Горгона

Из госпожи Прилежаевой Белецкая уже выпытала всё, что могла, и теперь с жадностью набросилась на прапорщиков: а как в столице-то живут, что там за моды нынче, о чём рассуждают в салонах, каковым они нашли местное общество, кто понравился, не думают ли жениться, а если думают, то на ком. И тут же барышням местным характеристики давать стала. При этом выходило, что у каждой какой-нибудь недостаток да имелся, только собственные её внучки безукоризненны. Для того, видать, и приехала, чтобы барышень Белецких перед потенциальными женихами расписать.

Прилежаев старался отвечать уклончиво, не распространяясь, однако проговорился, с кем в этот день встретились, беседовали, и тут мадам Белецкую как прорвало:

– И внучка Прасковьина была, и цыганята? Ой, не дай Бог, как бы не сглазили вас, ничего бы худого не сделали! Лапина дозволяет внукам своим водиться с этими, а ведь погубят их, непременно погубят.

– Как же и кого могут погубить эти дети? – поразился Светиков. – Воспитанные, умные, беседовать с ними интересно.

– То-то и оно, что интересно, а не заметите, как опутают. – Изумленный Светиков не знал, что сказать, Прилежаевы хотели б на что другое разговор перевести, но Белецкую было не остановить. – Ох, Манефа Поликарповна, я не рассказывала, что обиду мальчишки Лапины нам нанесли. Этих-то, похоже, уже опутали. На Троицу приехали к нам, поздравление от Глафиры передали. Мы их приняли чин чином, беседу начали, невестка моя к столу пригласила уже, а тут старшенький встаёт и уходит, слова не сказав. Мы и понять не можем, чем обидели. Я уж потом к Лапиной сама ездила, выпытать хотела, за что это так с нами обошлись, да её дома не могу застать. То скажут, что к Прасковье в гости уехала, то в деревеньке где-то… Не желает, стало быть, с уважаемыми людьми общаться, вот и пусть только с Прасковьей, ведьмачкой, водится…

– Что Вы такое говорите? – вставила слово Манефа Поликарповна. – Мальчики-то, вроде, воспитанные, учтивые. Поверить не могу. Может, сами случайно что не так сказали?

Белецкая обиженно губы поджала, помолчала: как это – ей, да и не верить?!

– Ничего не сказали плохого, ничем не обидели, вот те крест!

Но не умела она язык за зубами держать, в подробностях весь разговор передала, поняли Прилежаевы, что одна из внучек её, мадемуазель Кити, поддела Сержа тем, что, мол, его к целищевской внучке приворожили, и он никаких других барышень не видит, а ведь и получше Татьяны в округе невесты есть. Сёстры подхватили, да и сама бабка что-то вставила. И сейчас рьяно оправдывается: мол, что такого, разве неправда сказана? Все ведь говорят, что бабка Целищевых колдует, только поэтому мальчики там каждый день и проводят. Ему, мол, глаза хотели открыть, что Целищевы его за нос водят, от беды хотели уберечь. Благодарить бы должен, а он оскорбился, видите ли, встал и заявил: «Я думаю, вам, милые барышни, неловко общаться с нами, околдованными. Не смеем вас более смущать своим присутствием». Да ещё и поклонился.

– Невестка-та моя, правда, выговор девочкам сделала, – излагала старуха далее, – нельзя, мол, сплетни пересказывать! Мол, что о нас самих говорить будут? А ежели правда была сказана, какая в том вина?

Более всех слова Белецкой удивили Светикова, который только что познакомился с Лапиными и с внуками Целищевых, они ему очень понравились, уж, по крайней мере, больше, чем сама эта дама, он и стал расспрашивать, чем же семья Целищева плоха. Белецкая и рада была всё выложить, всё, как ей самой виделось. Прапорщик лишь удивлённо поднимал брови, когда она сообщала, что Целищев – генерал, но, конечно, этот чин не по заслугам получен, а интригами, и что сыновья погибли в войну, и что зять и дочь умерли не просто так, а это Господь наказал Прасковью, а Господь знает, кого карать, кого миловать, Анастасия с цыганом сбежала, так этим все грехи матери и выявила, таково воспитание, стало быть.

Прилежаев поначалу не вслушивался, что говорит Белецкая, проявил заинтересованность, лишь когда Светиков расспрашивать стал. И при Белецкой ни он, ни сёстры его ничего не говорили, слушали, как бы заново узнавая всю историю соседской семьи. Когда, наконец, уехала «почтенная» дама, Вера произнесла:

– Ну и дурочки эти Белецкие! Это ж надо – сказать такое! И что они ждали в ответ?

А её брат сначала задумчиво, потом всё более взволнованно начал рассуждать:

– Ты права, Вера, они-то дурочки, ну а мы чем лучше? Мы-то, всё общество наше уездное, как себя ведём по отношению к генерал-лейтенанту?.. – Разгорячился, даже на ноги вскочил и стал ходить по комнате, размахивая руками. – Станислав, спасибо, что ты начал расспросы. Если б не ты, я б и не придал значения… Знал, что с Целищевыми у нас мало общаются, а хорошо это иль плохо, не думал. Благодаря тебе я на всё это с другой стороны посмотрел. А получается-то ведь, что плохо, подло мы все ведём себя. Павел Анисимович сам во славу Отечества воевал и при Екатерине, и при Павле, и при Александре, трое его сыновей головы на поле брани сложили, а мы забыли об этом!.. Забыли, героев помнить не желаем!.. Помним только, что одна из дочерей героя проступок совершила! Что же это получается-то, а?.. И мадемуазель Татьяна – дочь полковника, героя Отечественной войны, что от ран умер, за что общества лишена? Мы, о славе Отечества рассуждающие, о чести, о благородстве, отворачиваемся от неё только за то, что тётя у неё недостойна?.. А? Как это? Ну а с кем общаться-то девочке, кроме детей цыгана? …Хотя, мы ведь видели, что и эти мальчики вполне воспитанные, ничем хорошего общества не испортят.