Владимир Владыкин - Расслоение. Историческая хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965

После смерти Сталина, когда прошёл очередной Пленума ЦК, Пономаренко был отправлен работать на Урал. Разделение постов между четвёрткой произошло, как говорят историки, ещё при жизни вождя, который, правда, тогда уже находился в коме. А потом уже на пленуме ЦК КПСС все четверо были утверждены в своих распределённых должностях.

Г.М.Маленков, как все считали, будучи замом премьера Сталина, являлся полноправным преемником вождя. Против него же никто даже не посмел выступить, так как он лучше их всех разбирался в экономике. Хотя и в подмётки не годился, поверженному им Вознесенскому, с которым с самого начала, как тот вошёл в ЦК партии, заняв кресло председателя Госплана, вызывал антипатию своим виртуозным знанием экономической политики. Впрочем, которую сам и выстраивал, начиная с тридцатых годов. Вознесенский, как считал Маленков, был в основном теоретиком, а потом уже свою теорию сам и применял в жизни.

– Пусть Николай Вознесенский нам на деле докажет, – говорил, бывало, Сталин Маленкову то ли серьёзно, то ли в шутку, – как его теория военного планирования сработает? А если не сработает, мы посадим его, чтобы он там думал, а ты, товарищ Берия, проследишь, чтобы хорошо думал, почему у него ничего не получилось…

– О, Иосиф Виссарионович, да хоть завтра я его отправлю в лесорубы! – заметил цинично Берия, поправляя двумя пальцами пенсне.

– Не спеши, пусть нам сначала докажет, насколько его экономика будет эффективна в условиях военного времени…

Потом, когда Вознесенский изложил своё видение военной экономики и как она должна воплощаться, Сталин в нём увидел действительно большого теоретика. И с того, 1932 года, Николай Алексеевич затмил собой почти всех старых экономистов. Поговаривали тогда, будто Сталин говорил своему другу С. М. Кирову: «Ты понимаешь, Серёжа, Вознесенский меня так покорил своей теоретической обоснованностью природы социализма, что я готов старых буржуйских экономистов, которые втёрлись к нам в доверие, много пишут, болтают о построении социализма, и как он должен перейти в коммунизм, а на практике ничего не делают. Даже нэп и тот толковали с буржуазных позиций. А нам нужны такие экономисты, которые только спорят о моделях социализма, но ни одной версии не предложили? Как ты думаешь, Серёжа, выгнать их за океан, или посадить, чтобы своими руками построили что-нибудь?

– Не знаю, Иосиф Виссарионович, может, в лагере наладят социалистическое отношение к труду среди ворья и жулья, – подумав, ответил Киров. Явно, не желая об этом говорить, хорошо зная привычку вождя потрафлять своим любимчикам.

– А ты знаешь, как со мной спорит Вознесенский?

– О, Николая я узнал в Ленинграде! У него прирождённое видение как должно в идеале развиваться народное хозяйство! Он видит циклическую организацию производства беспрерывного конвейера, который реагирует на спрос рынка. А без технологического и технического переоснащения всей промышленности, нам будет трудно преодолеть отсталость производства.

– Вот мы это ему и поручим в Госплане стать главным! – бодро заключил Сталин.

Однако же видные экономисты скоро поплатились свободой, они хоть и были толковыми учёными, но не могли совмещать теорию и практику. Сталин больше в них не нуждался. В его понимании Вознесенский заменил всех и стал основоположником советской экономики и потом с удовольствием наблюдал, как Маленков день ото дня мрачнел и менялся в лице при упоминании Вознесенского. А когда ещё в войну на совещании государственного комитета вступил в спор с Вознесенским, ненависть к которому переполняла всё его существо. Впрочем, всё его существо переполняла не одна ненависть, но и ярая зависть к тому, как Николай Алексеевич вполне аргументировано излагал свои теоретические выкладки по организации бесперебойной работы в тылу оборонных предприятий, и чем он излагал это вполне убедительно, тем Маленков в глубине души злился. Но его душевное состояние выдавали желваки, которые вспухали на твёрдых, точно вылитых из бронзы скулах, да желчью наливались жёсткие карие глаза. И тогда он опускал напряжённые взгляд и нервно постукивал о столешницу карандашом, забыв, что хотел делать в блокноте пометки о том, что слышал. Но когда Маленков увидел, точнее, почувствовал на себе зоркий взгляд Сталина, он тотчас положил на стол карандаш.

– Вы хотите возразить, товарищ Маленков? – тихо и спокойно спросил Сталин. – Мы дадим вам слово, а вы, товарищ Вознесенский, продолжайте; мы вас хорошо понимаем, – и Вознесенский, пошевелив желваками, вновь заговорил о плане эвакуации не одних оборонных предприятий, а всех тех, которые имели для страны важное стратегическое значение…