Виктор Мануйлов - Жернова. 1918–1953. Книга вторая. Москва – Берлин – Березники

Вдруг он отговорится занятостью или еще чем-нибудь, лишь бы отделаться от нее? Или ляпнет что-нибудь невпопад, какую-нибудь недодуманную остроту, как частенько ляпал другой человек из другой жизни, пока из девяти ляпов не получалось действительно что-то стоящее?..

Ирэна Яковлевна еще не одолела и первого пролета, как наверху открылась и закрылась дверь, вырвались, будто из морской раковины, голоса и снова ушли в раковину, и кто-то стал спускаться по лестнице, что-то бормоча себе под нос, — точь-в-точь, как ее давнишний одесский сожитель, имевший привычку выплескивать накопившуюся желчь в пустоту…

Вот уже видны ноги этого человека, обутые в потерявшие былой блеск галоши, а над галошами обтерханные понизу брючины, вот он ступил на площадку, взгляды их встретились, на вислоносом и толстогубом лице человека появилась широкая ухмылка, из-под меховой шапки пирожком блеснули масляные глаза.

— Ба-а! Ирэна Яковлевна! Вот так встреча! Какими судьбами в наш… э-э… в наш почтенный орган? — воскликнул человек, и Ирэна Яковлевна узнала в нем Ефима Фрумкина, с которым познакомилась где-то году в двадцать пятом на квартире у одного приятеля, потом арестованного за троцкизм.

Фрумкин тогда был совсем еще молодым и начинающим журналистом, на всех смотрел широко раскрытыми от восхищения глазами, постоянно сглатывал слюну — то ли от волнения, то ли от голода, — и, прежде чем что-нибудь произнести, со свистом втягивал в себя воздух через уголки рта, словно боялся, что слюна польется через край.

Теперь он казался человеком солидным, знающим себе цену, и все-таки было заметно, что он взволнован, — может быть, неожиданной встречей, может, чем-то, что осталось за закрытой им дверью, — но очень старается этого не показать.

— А-а, Ефим? Кажется, так вас зовут? — произнесла Ирэна Яковлевна, но таким тоном, который должен удержать Фрумкина на расстоянии и показать, что на разговоры у нее нет времени.

— У вас хорошая память, Ирэна Яковлевна. Да что я говорю! Чекистам и положено иметь хорошую память! — заспешил Фрумкин, не заметив ее тона. — Так вы к нам? Или к соседям? — И он, как и раньше, со свистом втянул в себя воздух и проглотил слюну.

— К соседям, — сказала Ирэна Яковлевна.

— Ну да, разумеется. А я-то подумал… Задонов, между прочим, сейчас у себя. Вы ведь с ним знакомы? — Глаза его еще больше затянуло маслянистой пленкой.

— Знакома, — сухо ответила Ирэна Яковлевна. — И непременно зайду. Кстати, в каком он кабинете?

— В восьмом. Как войдете, так по коридору, а потом направо. Тут восьмой и будет.

— Благодарю вас, Ефим. Всего доброго.

— Всего доброго, Ирэна Яковлевна! До свидания! Рад был снова с вами встретиться.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — ответила она и мимо посторонившегося Фрумкина стала подниматься по лестнице, чувствуя на себе его изучающий взгляд и решая, подняться ли ей выше или сразу же остановиться перед дверью в редакцию.

"Ну да, он что-то знает, — подумала она. — Что-то о наших отношениях с Задоновым. Но откуда? Не может быть, чтобы Алексей Петрович…"

Внизу затопало по ступенькам, и Ирэна Яковлевна взялась за ручку двери, чувствуя, как сердце ее проваливается куда-то в преисподнюю. Она переступила порог, увидела стол сбоку от двери, за столом благообразного старика, который пил из блюдечка чай, держа это блюдечко на растопыренных пальцах.

Старик вопросительно уставился на Ирэну Яковлевну выцветшими глазами.

— Вы к кому, гражданка?

— К товарищу Задонову.

— Они вам назначали?

— Н-нет. Но я по делу.

— Положено назначать и записываться в книгу.

Старик аккуратно, чтобы не разлить, поставил на стол блюдце и раскрыл толстую канцелярскую книгу, разграфленную на множество столбиков.

— Фио, — сказал старик, беря в руки карандаш.

— Фио? А, ну да, — не сразу сообразила Ирэна Яковлевна, все еще не пришедшая в себя после встречи с Фрумкиным. — Зарницына И. Я.

— Место работы, должность, партийность, цель посещения…

— Наркомат юстиции, — не сразу решилась Ирэна Яковлевна, но тут же нашла, что ничего в ее посещении не будет странным, если не делать тайны из ее командировочного знакомства с Задоновым. — Советник юстиции, член вэкапэбэ. Остальное не ваше дело, — отрезала она, и старик с готовностью согласился.

— Распишитесь, — уже совсем другим — заискивающим — тоном, произнес он, протягивая Ирэне Яковлевне карандаш и разворачивая к ней свою книгу.

Ирэна Яковлевна небрежно черканула в графе "личная роспись", бросила карандаш и зашагала по коридору.