Айбек - Навои

Султан, видимо, очень обрадовался. Он спросил, где находится Дервиш Али. Дихдар сказал, что оставил его в трех фарсахах от ставки, что Дервиш Али полон раскаяния и жаждет лицезреть своего государя. Султан Хусейн Байкара нахмурил брови и задумался. После краткого размышления он сказал:

— Пусть приходит! Я простил его. Милость государя Хусейна обрадовала всех, кроме сторонников Маджд-ад-дина.

Дервиш Али был принят государем на берегу Мургаба. Выяснилось, что после отставки Маджд-ад-дина между ними не остается никаких разногласий. Хусейн Байкара подтвердил свое царское благоволение, явившись на большой пир, устроенный в лагере Дервиша Али. Было решено направиться в Балх и с наступлением весны повести войска против Султана Махмуда.

Прибыв в Балх, Хусейн Байкара остановился в Чар-Баге — дворце эмира Аргуна. Здесь, как и и Герате, он в холодные зимние дни был занят увеселениями. Пиры и различные забавы непрерывно сменяли друг друга. Иногда устраивалась торжественная охота с участием стрелков, длившаяся неделями. Шум и крики оглашали заснеженную степь. Охотники возвращались с большой добычей.

Навои занимал в Балхе скромный дом. Вдали от окружавших царя военачальников, высших чиновников и знатных вельмож, занимавшихся сплетнями, доносами и развратом, чуждый пышным торжествам и ежедневным развлечениям, поэт проводил дни в работе и размышлениях. Свое участие в этом походе он считал бессмысленным и чувствовал себя лишенным свободы. Его навещали балхские ученые и поэты. Навои вел с ними дружеские беседы, читал их сочинения, оказывал им помощь, денежную и моральную… Часами Навои бродил по Балху, осматривая крепостные стены, собирая сведения о прошлом города.

Окруженный могучими крепостными стенами, Балх был когда-то большим цветущим городом, славившимся торговлей и искусством своих ремесленников. Осажденный войсками страшного Чингиза, город мужественно защищал свою свободу, сопротивляясь всеразрушающему монгольскому урагану. В конце концов он изнемог в неравной борьбе и сдался. Волны бедствия залили отважный город. Десятки тысяч покорно склонившихся голов снес вражеский меч. После этого страшного удара Балх уже не мог оправиться. Прошли столетия, но жизнь в городе едва тлела. Страшные следы пребывания монголов, словно рубец от тяжелой раны, все еще были заметны на теле города.

Видя последствия ужасного нашествия, поэт горестно хмурился. Мысли его уносились в беспредельные просторы, истории, постепенно открывавшиеся перед его мысленным взором. Над морями крови, башнями из черепов, над бурей пламени, застилавшей небо, Навои с отвращением видел ужасную фигуру жестокого завоевателя. Он искал в истории героев, которые противостояли завоевателю, неся миру жизнь, воплощая в себе благородные творческие силы человеческого духа, озаряли пути жизни светильником разума.

Дыхание зимы начало смягчаться. Желтые сосульки висевшие несколько дней на выступах крыш и водосточных трубах, растаяли. В воздухе трепетал весенний ветерок, с каждым днем становившийся все теплее и теплее. Молодые ветви деревьев оделись зеленью.

Хусейн Байкара отдал приказ готовиться к походу. Нукеры, занятые охотой в окрестностях Балха, стали возвращаться в город. Ремесленники усердно изготовляли недостающее оружие и снаряжение.

В один прекрасный весенний день Хусейн Байкаре объявил о выступлении в поход против Султана Махмуда. Воины приготовились в путь. Хусейн Байкара в сопровождении телохранителей и приближенных выехал из Чар-Бага. Звуки барабанов и карнаев огласили воздух. Кони, порываясь в степь, переливавшуюся в отдалении, как синее море, нетерпеливо ржали. Кроткий иноходец Навои тоже грыз удила и, навострив уши, бил копытом землю. Отдельные отряды воинов выступили в поход под начальством беков, вздымавших на дыбы красивых коней, сбруя которых, изготовленная лучшими шорниками, сверкала серебром и лазурью. Хусейн Байкара через слугу подозвал к себе Навои и сказал: — Вы останетесь в Балхе до нашего возвращения и возьмете управление областью в свои руки.

Навои удивился неожиданному повелению. До сих пор на это не было даже никакого намека. Отказаться от предложения, служившего признаком доверия, у Навои не было никаких оснований.

— Я принимаю это назначение, хотя оно не легче, чем тяготы боевого похода, — почтительно сказал поэт.

Хусейн Байкара казался веселым и бодрым. Он отдавал приказания, пересыпая свою речь шутками; оживленно смеялся и болтал с молчаливо сидевшим на своем коне Дервишем Али; спрашивал у Ислима Барласа, что он думает о будущих битвах. Когда все приготовления были закончены, султан Хусейн с обычной торжественностью тронулся в путь.