Айбек - Навои

Украсив письмо изъявлениями дружбы в длинных пышных фразах, Хусейн Байкара в конце добавил, что очень взволнован сообщением Хайдара, что подобная преступная мысль никогда не приходила ему на ум.

Сердце государя немного успокоилось. Появился Баба-Али и сообщил, что он довел только что отданное приказание до сведения соответствующих лиц. Хусейн Байкара сложил письмо, велел приложить к нему печать и немедленно отослать его к Навои с надежным гонцом.

В сверкающем золотыми цветами шелковом халате горделиво вошел Маджд-ад-дин для доклада о текущих делах. Взглянув в гневное лицо султана, везир удивился и, несколько растерявшись, занял свое обычное место. Он знал о приезде Хайдара, но приписывать дурное настроение государя этому обстоятельству не было никаких оснований.

Не осмеливаясь задавать султану вопросов, он сидел молча, низко опустив голову.

— В Астрабаде произошло крайне неприятное дело, — досадливо сказал Хусейн Байкара.

— Какие обстоятельства смутили ваше благословенное сердце? — спросил Маджд-ад-дин, наклоняясь к государю.

— Повар, которого вы послали, покушался на жизнь Алишера. Из этого, правда, ничего не вышло, но Алишер теперь имеет повод, чтобы очернить нас.

— Я ровно ничего об этом не знаю, о солнце мира! — сказал Маджд-ад-дин, стараясь придать своим глазам невинное выражение. — Это неприятное событие столь же неожиданно для вашего раба, как и для вас, покровитель вселенной!

— Вы давали повару тайные поручения? — гневно спросил Хусейн Байкара.

— Действительно, мы поручали этому негодяю некоторые дела, — пробормотал Маджд-ад-дин — но повар, видимо, превысил полномочия.

— Теперь об этом нет нужды спорить, — несколько смущенно проговорил султан. — Необходимо принять меры для сокрытия следов этого неприятного дела.

— Не беспокойтесь, о покровитель мира! — сказал Маджд-ад-дин несколько более твердым голосом.

— Чтоб в нужную минуту покончить с этим поваром, мы послали за ним следом тень смерти. — Хусейн Байкара с облегчением выпрямился. Маджд-ад-дин убежденно и горячо продолжал:

— Возможно, что Алишер, — воспользовавшись этим событием, открыто восстанет против нашей власти, установленной навеки аллахом. Следует ни на минуту не забывать о дружбе Алишера с Якуб-беком. Эту опасность необходимо предупредить.

По выражению глаз султана везир увидел, что он с ним согласен во всем. Маджд-ад-дин приободрился. Он ловко вставил несколько слов о том, что найдены новые источники для увеличения государственных средств. Хусейн Байкара разрешил везиру удалиться, а сам отправился в гарем, чтобы развеселить сердце.

Хайдару взгрустнулось. Не потому, что он боялся наказания за свой проступок. Его огорчало другое: с тех пор как он приехал в Герат, прошло пятнадцать дней; он чувствовал себя одиноким, как никогда, и ощущал тягостный разлад с окружающей жизнью.

Хайдар жил в Унсии. Он много пил и ни с кем ве встречался, кроме Сахиба Даро, у которого он искал сочувствия. Но этот близкий друг Навои тоже был опечален, он тосковал по прежней жизни в Унсии, вспоминал прежние счастливые дни и писал печальные, безнадежные стихи, которые читал Хайдару! Правда, в Унсии жили все слуги, друзья и близкие Навои. Они по-прежнему исполняли свои обязанности. Иногда поэты и ученые собирались, как прежде, и устраивали беседы. Но не было того, кто придавал этому дому оживление и радость. Все тосковали по этому человеку, наполнявшему сердце надеждой, верой, весельем и любовью.

Хайдар и Сахиб Даро, два печальных друга, вышли из ворот Унсии и присели на маленькую супу. На синем небе трепетали гонимые ветром облака, похожие на белые платки. Солнце грело мягко, окрестные сады были еще зелены, хотя от них уже веяло осенью.

— Я намерен встать на путь аскетизма и отшельничества, — сказал Хайдар, в глазах которого светилась печаль. — Это единственный путь для сердца, жаждущего света, чистоты, истинной любви и высшей красоты. Тайна истины — в сердце дервиша. Отказаться от благ скоротечной жизни и жить в созерцании абсолютной красоты, — существует ли счастье более высокое и достойное человека?

Сахиб Даро, полагая, что это желание, мгновенно вспыхнувшее в душе Хайдара, столь же быстро угаснет, как и многие другие его намерения, пожал плечами и промолчал. Хайдар заговорил о дервишской философии. Приводя красивые строки из произведений Ферид-ад-дина Аттара, Джами и Навои, он читал их с увлечением настоящего дервиша. Сахиб Даро с удовольствием слушал.