Мор Йокаи - Сыновья человека с каменным сердцем

Эдит безмолвно кивнула и спрятала письмо на груди.

– А теперь ровно год нам предстоит молчать о том, о чем мы все время будем думать. Да хранит вас бог! – произнес Рихард. – Не провожайте меня. Пусть никто не видит этих слез. Они принадлежат мне. Покажите мне ключ от парадной двери. Я возьму его с собой, а завтра пришлю обратно со слугою.

Взяв ключ, Рихард вышел из комнаты. Нигде по-прежнему не видно было ни души. Он отпер дверь и закрыл ее снаружи, так и не встретив никого из челяди.

Между тем Эдит, едва стихли вдали шаги капитана, бросилась на колени в том месте, где стоял Рихард, и принялась целовать следы ног своего любимого.

Баронесса с дочерью возвратились домой очень поздно.

Эдит была уже в своей комнате, то есть в той комнате, которую она делила с мадемуазель Бетти.

– Пришлите сюда Bakfisch, – приказала Альфонсина.

Эдит явилась на зов.

– Ты еще не спала, Эдит? – спросила ее госпожа Антуанетта.

– Нет, тетушка.

Баронесса устремила на девушку пристальный взгляд, словно пытаясь проникнуть в самую глубину ее существа. Но она не нашла того, что искала. Напротив, она даже обнаружила в глазах Эдит некоторую уверенность, которая раньше не была свойственна девушке.

– Никто нас не спрашивал? – осведомилась баронесса.

– Спрашивал капитан Барадлаи.

Обе женщины взяли под перекрестный огонь своих глаз Эдит. Тщетно! Ни один мускул не дрогнул на ее лице при этом имени. Она даже не покраснела. Отныне все, что было связано с Рихардом, надежно хранилось в тайниках ее души и помогало девушке сохранять самообладание.

– И долго нас ждал капитан? – продолжала допрос баронесса.

– Лишь столько времени, сколько ему понадобилось, чтобы написать вот это письмо для вас, тетушка, – спокойно ответила Эдит, вручая конверт.

Теперь пришла очередь покраснеть баронессе: она прочла короткое послание Рихарда.

– Вам известно, что здесь написано? – спросила она, бросив испепеляющий взгляд на девушку.

– Да, известно, – ответила Эдит, и в ее ответном взоре было столько отваги и благородной гордости, что баронесса едва не задохнулась от злобы.

– Можете идти к себе в комнату и ложиться спать.

Эдит ушла.

Антуанетта гневно швырнула дочери записку Рихарда.

– Гляди. Это дело твоих рук, безумная!

Альфонсина смертельно побледнела и, в свою очередь, задрожала от ярости, когда прочла эти несколько строк. Некоторое время она не могла вымолвить ни слова.

Лицо ее матери исказилось от гнева.

– Ты, верно, думала, – проговорила она, скрежеща зубами, – что все мужчины такие, как Отто Палвиц!

При этом имени Альфонсина ответила матери взглядом, который трудно передать словами, – столько в нем было жгучей ненависти, мстительной злобы и крайней жестокости.

– Свою глупую игру ты окончательно проиграла, – сказала Антуанетта, разрывая письмо в мелкие клочья. – Сейчас в борьбу вступаю я.

Направляясь к дому, Рихард чувствовал себя так, будто он оседлал крылатого коня.

Только теперь он впервые обрел самого себя.

Куда девались привычные для Рихарда сибаритство и леность, которыми до сих пор были отмечены его дни? Внезапно он ощутил, как им овладевает какой-то необыкновенно благородный порыв – сочувствие к отверженным и оскорбленным.

Он был беспредельно счастлив и удовлетворен прошедшим днем.

Ему удалось преодолеть дьявольское искушение и соблазн, и теперь он наслаждался радостным сознанием победы над самим собой.

С этой минуты Рихард ощущал себя совершенно другим человеком. Придя домой, он уже в передней заметил, что многое отныне стало ему здесь чуждо и неприятно. Каждый предмет в доме говорил ему о ком-нибудь, кого он теперь хотел навсегда забыть. Ковер, пуф, ночные туфли, футляр для часов на стене – все это были сувениры, напоминавшие о тех интимных отношениях, которые отныне стали далеким прошлым.

– Господин Пал! – кликнул он старого слугу.

– Что угодно?

– Разведи огонь в камине.

Пал счел это желание вполне естественным. Но вот беда: проклятые дрова были сырые и никак не хотели разгораться.

Рихард достал из ящика письменного стола кипу писем, тонкий аромат и цветные конверты которых недвусмысленно говорили об их содержании.

– Вот тебе на растопку, – сказал он.

Господин Пал подчинился с превеликим удовольствием.

Легкие бумажные листки весело запылали.

– Пал! – крикнул Рихард. – Завтра отправляемся в полк.

Старый гусар простодушно обрадовался.