Сигрид Унсет - Крест

– Видно, Эрленд больше тебя стосковался по постели? – Рамборг усмехнулась. Не получив ответа, она снова сказала: – Он всегда торопится домой, к Кристин, когда отлучается по делам из Йорюндгорда…

Симон долго молчал, прежде чем ответил:

– Мы с Эрлендом расстались недругами. Рамборг порывисто обернулась к мужу. Симон пересказал ей все, что услышал в Дюфрине, а также первую половину своего объяснения с Эрлендом и его сыновьями.

– Немного странно, что вы стали недругами из-за такой малости, если по сию пору сохраняли дружбу.

– Может статься, но так оно вышло. Слишком долго пришлось бы рассказывать, не надо сегодня об этом.

Рамборг повернулась к станку и снова занялась тканьем.

– Симон, – спросила она вдруг. – Помнишь сагу, что отец Эйрик читал нам однажды из библии – о девушке по имени Ависага-суннамитянка?

– Нет.

– Когда царь Давид состарился и стал дряхл и немощен… – начала было Рамборг, но Симон прервал ее:

– Час уже поздний, моя Рамборг, пожалуй сейчас не время рассказывать саги. Я вспомнил теперь, что было с девушкой, которую ты назвала…

Рамборг молча подоткнула пряжу под зубья берда и, переждав мгновение, снова заговорила:

– А помнишь ли ты сагу, которую рассказывал мой отец, – о Тристане Прекрасном, Изольде Белокурой и Изольде Белорукой?

– Помню. – Симон отодвинул блюдо, обтер рот тыльной стороной руки и встал. Он подошел к печи, поставил ногу на край каменной кладки, облокотился о колено и, опершись на ладонь подбородком, стал смотреть на огонь, который уже догорал на своем каменном ложе. Из угла донесся дрожащий, срывающийся голос Рамборг:

– Когда я слушала эти саги, я думала… Неужто правда, что такие мужи, как царь Давид и господин Тристан… Мне казалось неразумно, да и жестоко, что они любили не своих юных невест, которые отдали им непорочную девственность и целомудренную любовь, а этих женщин, госпожу Вирсавию и Изольду Белокурую, которые вероломно покинули их ради других мужчин, Я думала… родись я мужчиной, во мне было бы больше гордости и меньше жестокосердия… – Ее голос осекся. По-моему, нет горше доли, что выпала Ависаге и этой бедняжке Изольде из Бретани. – Она порывисто обернулась, прошла через всю комнату и остановилась перед мужем.

– Что с тобой, Рамборг? – тихо и неохотно произнес Симон. – Я не пойму, что ты хочешь сказать…

– Нет, ты понял, – взволнованно сказала она, – ты такой же… такой, как этот Тристан…

– Ну, вот уж нет. – Он попытался засмеяться. – Разве я похож на Тристана Прекрасного? А эти женщины, о которых ты говоришь… Помнится мне, что они жили и умерли непорочными девами, непознанными своими мужьями… – Он взглянул на жену: ее личико с острым подбородком побелело, она кусала губы.

Симон спустил ногу на пол, выпрямился и положил обе руки ей на плечи.

– Мы прижили с тобой двух детей, моя Рамборг, – тихо сказал он.

Она не ответила.

– Я старался показать тебе, как благодарен тебе за этот дар. Я думал… Я старался быть тебе добрым мужем…

Так как она по-прежнему не говорила ни слова, он выпустил ее, отступил на несколько шагов и сел на скамью. Рамборг пошла следом за мужем и остановилась перед ним, сверху вниз глядя на Симона: на его широкие ляжки в мокрых, забрызганных грязью штанах, тучное тело, полное обветренное лицо. Она неприязненно скривила губы:

– Ты стал безобразен с годами, Симон.

– Я никогда не мнил себя красавцем, – спокойно ответил он.

– А я молода и красива… – Она села к нему на колени, сжала ладонями его голову, и слезы хлынули у нее из глаз. – Симон, взгляни на меня… Почему не можешь ты оценить это? Никогда я не желала другого супруга, кроме тебя. Я была еще ребенком, а уже мечтала, что супруг мой будет таким, как ты. Помнишь, как мы с Ульвхильд шли с тобой за руку. Ты пошел как-то с отцом в загон поглядеть на жеребят. Ты перенес Ульвхильд через ручей, а меня собирался взять на руки отец, но я закричала, что пойду только к тебе! Помнишь?

Симон кивнул. Он хорошо помнил, что постоянно возился с Ульвхильд, потому что ему было от всего сердца жаль бедную маленькую калеку. А о самой меньшей из сестер он не сохранил никаких воспоминаний, помнил только, что в семье был еще один ребенок, младше Ульвхильд.

– У тебя были такие прекрасные волосы… – Она погрузила пальцы в его волнистые каштановые волосы, прядь которых спускалась ему на лоб… – У тебя и доныне нет еще ни одного седого волоска. А Эрленд вскоре станет наполовину седым… И мне так нравилось, что у тебя на щеках ямочки, когда ты улыбнешься. И что ты такой шутник…