Стефан Дичев - Путь к Софии

— Я сказал: если ее нет...

Новый салют прогремел еще ближе, и в окнах задребезжали стекла. Все трое невольно прислушались к его раскатам. Вдруг комнату залило красно-желтым светом... Откуда-то донеслось «ура», запели казаки. И снова загрохотали торжествующие залпы, и снова взлетели ракеты, озарившие своим сиянием комнату.

Гурко подошел к окну и широким жестом распахнул обе его створки.

Засыпанный снегом город то весь светился, и кровли его алели и золотились, то темнел, скрываясь под сине-зеленой сенью надвигавшейся ночи. А в темнеющей дали смутно вырисовывались очертания Балкан, укутанных в снежную шубу. Раскаты выстрелов не прекращались. Вместе с песнями доносились и восторженные крики: «Слава! Слава! Да здравствует»... И снова: «Ура!» — все то же ликующее «ура», которым войска встретили весть о падении Плевена и которое, казалось, не умолкало с той минуты.

В доме Задгорских тоже праздновали. Праздновали помолвку Неды с консулом, и так широко, как только мог себе позволить Радой в такое время, когда чаршийские лавки пустели с каждым днем... Еще не успело стемнеть, а весь дом уже был залит огнями. Тодорана и слуги, приглашенные ради такого случая, сновали вверх вниз по лестнице с подносами и оплетенными бутылями.

В зале был накрыт длинный стол, вино лилось рекой, и странное возбуждение — веселое и напряженное одновременно — было написано на лицах гостей.

А гостей было много, и настолько чуждых друг другу, словно это были люди из двух разных миров. Не случайно Филиппу было так трудно разместить их за столом. Ну как посадишь рядом родственников и старых чорбаджиев с виконтессой Стренгфорд или с мадам Леге? Он уже заранее знал, что может из этого получиться. А не пригласить родственников и чорбаджиев невозможно — это будет для них смертельной обидой. Ведь и отец устраивает такое пиршество только ради них!.. Филипп хотел посоветоваться с Недой — ее советы всегда ему помогали в подобных случаях, — но сестра почему-то стала вдруг замкнутой, раздражительной. «Опять моя сверхутонченная сестрица чем-то задета», — насмешливо подумал Филипп и сам взялся решать вставшую перед ним трудную задачу. Он начертил на листе бумаги длинный стол и стулья вдоль него, написал имена приглашенных. Вдруг его осенила счастливая мысль. Все может разрешиться просто, если разделить гостей! На одном конце стола надо посадить помолвленных и иностранцев, чередуя кавалеров и дам, как этого требует этикет; на другом конце, и как можно подальше от мадам Леге, он рассадит гостей-болгар; слева — мужчин, прежде всего старых чорбаджиев и затем остальных почетных гостей помоложе; справа — их жен. Отец его сядет по одну сторону стола, между Сен-Клером и архимандритом Досифеем, а он сам — по другую сторону, рядом с Маргарет, разумеется...

Воодушевленный собственной находчивостью, Филипп положил у каждого прибора карточку с именем приглашенного. «Ее светлость леди Эмили, виконтесса Стренгфорд», «Его превосходительство консул Австро-Венгерской империи фон Вальдхарт», «Синьора маркиза Джузеппина Позитано»... И еще много таких же карточек, которые он надписывал с чувством гордости и истинным наслаждением. Были и другие, на которых значилось: «Достопочтенный чорбаджия хаджи Мано Стоянов»... «Уважаемый господин Димитр Трайкович»... «Кузина госпожа Анастасия Манолаки Ташова»... «Наш многоуважаемый дядя и дедушка кир Ташо Атанасов» (кир [30] Кир — господин (греч.). Ташо, брат хаджи Мины, был чорбаджия еще со старых времен)... И так далее, и так далее.

Теперь празднество, на котором собралось столь разнородное общество, было уже в разгаре, несмотря на отчужденность и настороженные взгляды, которыми обменивались между собой гости, сидевшие по обе стороны стола. Несколько человек приглашенных отсутствовали — не пожаловал «Его благородие доктор Рэндолф Грин» и «Его светлость граф Вольдемар фон Тибо», да и Маргарет все еще не было, так что столь тщательно обдуманный Филиппом порядок быстро нарушился. Сесиль пересела к Неде. Позитано, раскрасневшийся и шумный, подсел к мадам Леге, которая неожиданно стала язвительной. Виконтесса разговаривала с Леге и слишком подчеркнуто избегала глядеть на противоположный конец стола, где чавкала, шмыгала носами и непрерывно чокалась целая орава родственников и близких друзей хозяев дома.

Обычно ничего не упускающий из виду, Радой сейчас не замечал, что происходило вокруг него. Да и происходило ли вообще что-либо или же все шло так, как должно? Радой был опьянен вином, собственной гордостью, счастьем дочери. Он то и дело вставал и потчевал гостей. Изъяснялся он при этом на странной смеси болгарских и турецких слов — ему казалось, что большинство иностранцев должны знать турецкий.