Юрис Леон - Суд королевской скамьи

Встав на колени, Адам резким движением обнажил рану, К счастью, пострадала только мышечная ткань на бедре. Часть ее была вырвана, и виднелись глубокие отметины от зубов. Пульс ребенка был слабым, но ровным. Доктор посветил фонариком в глаза малыша. С потерей крови еще можно было смириться, но рана была очень грязной, требовалось иссечение. части искалеченной плоти, а после операции в уцелевшие мышцы необходимо было вставить дренаж. Температура... сильный жар, больше ста четырех.

— Как давно он тут лежит?

Мадих не мог дать точный ответ, потому что у улу бытовало весьма смутное представление о времени. Адам, порывшись в саквояже, приготовил инъекцию пенициллина.

— Немедленно перенесите его в мою хижину.

Внезапно Пирак очнулся от своего общения с духами. И когда врач впрыснул ребенку антибиотик, он закричал в гневе.

— Уберите его отсюда к черту! — рявкнул доктор Адам.

— Он говорит, что вы лишаете силы магические заклятья.

— Надеюсь. Чтобы они обрушились ему на голову.

Мананг-бали подхватил свой мешок, полный волшебных амулетов, корешков, побегов растений, стручков перца, и затряс им над головой ребенка, крича, что он еще не завершил обряд.

Адам схватил мешок и вышвырнул его с галереи. Пирак, авторитет которого значительно пошатнулся после эпидемии холеры, когда деревня стала сомневаться в его могуществе, понял, что столкнулся с открытым вызовом. Он, в свою очередь, схватил саквояж Адама, стоявший на полу, и отбросил его.

Все отступили подальше, когда Адам, поднявшись, навис над старым колдуном. Он подавил в себе желание тут же придушить Пирака.

— Скажите Бинтангу, — хриплым голосом сказал он, — что мальчик в очень плохом состоянии. Он уже потерял двух сыновей. И этот тоже не выживет, если я немедленно не возьмусь за него.

Прыгая на месте, Пирак завопил:

— Он нарушил мои заклятья! Он призвал на наши головы черных духов!

— Скажите Бинтангу, что Пирак — жулик. И затем спросите его, хочет ли он потерять и этого сына.

— Я не могу ему этого сказать, — смутился Мадих. — Вождь не может прогонять своего колдуна.

— Речь идет о жизни ребенка.

Пирак стал что-то горячо впускать Бинтангу. Вождь в смятении переводил взгляд с одного на другого. Над ним довлели обычаи, формировавшиеся в этом обществе столетиями, которые составляли основу его культуры, и он боялся принять - определенное решение. Турахи никогда не поймут его, если он прогонит своего мананга. Но ребенок... Он умрет, говорит доктор Адам. Улу без памяти любили своих детей. После того, как два его сына умерли от холеры, Бинтанг удочерил двух маленьких китаяночек, потому что китайцы часто старались отделаться от нежеланных дочек в семье.

— Бинтанг говорит, что мананг должен лечить его сына, как и всех прочих.

Пирак гордо выпятил грудь, стукнув в нее кулаком, и приказал кому-то принести его мешок с палочками и камешками.

Повернувшись, Адам Кельно покинул дом.

Чувствуя усталость и бессилие, Адам сидел под водопадом на берегу реки. Из длинного дома до него доносились звуки гонга и заунывное пение. Мадих и лодочник очищали берег от крокодилов и кобр. Бедный доктор Адам, подумал Мадих. Он так ничего и не поймет.

Чувствуя непомерную усталость, Адам с трудом дотащился до маленькой отдельной хижины, в которой обычно вел прием и где находилась его собственная комната, в которой на полу, застеленном циновками, стоял только матрас на ножках. Откупорив бутылку джина, он припал к ней, заметив, что звуки гонгов и барабанов исчезли за шумом обрушившегося к вечеру ливня; затем он вытянулся на матрасе и застонал в тяжелом полусне.

— Доктор Адам! Доктор Адам! Просыпайтесь! Просыпайтесь! — звал его Мадих.

Годы врачебной практики приучили его мгновенно приходить в себя. Мадих стоял рядом с факелом в руках.

— Пошли, — торопил он.

Адам уже был на ногах, застегивая рубашку и заправляя ее в брюки. В соседней комнате стоял Бинтанг, держа на руках ребенка.

— Спаси моего сына, — заплакал он.

Взяв ребенка, Адам положил его для осмотра на грубо сколоченный стол. Жар заметно усилился. Плохо, подумал Адам, очень плохо.

— Держи факел пониже.

Когда он осторожно ввел термометр в прямую кишку ребенка, тот забился в конвульсиях.

— Как давно он в таком состоянии? Это началось до или после захода солнца?

— Как только зашло солнце, мальчик стал колотиться, как безумный.

Значит, часа три или больше тому назад. Адам вынул градусник. Сто девять градусов. Ребенка трясло, на губах у него показалась пена. Поражение мозга! Необратимое поражение мозговой ткани! Если он даже и спасет жизнь ребенку, тому предстоит остаться идиотом.