Юрис Леон - Суд королевской скамьи

— И вы всегда так поступали?

— Естественно.

— Доктор Тесслар утверждает, что ни в одном случае из шести овариэктомий, которые он наблюдал, вы ничего подобного не делали.

— Это чушь. Тесслар никогда не стоял рядом со мной. И если бы даже он находился в операционной, практически невозможно было увидеть, что я делаю. Разве что вместо глаз у него был рентген. Вместе с окружающими меня ассистентами, в присутствии Восса и других немцев, из-за экрана, закрывающего голову пациента, рядом с которой Тесслар, по его утверждению, сидел, он был не в состоянии что-либо видеть.

— А если он сидел сбоку и экран ему не мешал?

— Эта всего лишь предположение.

— Значит, как вы утверждаете, доктор Тесслар никогда не предупреждал вас о возможной опасности кровотечения и перитонита?

— Этого не было.

— И доктор Тесслар не спорил с вами по поводу того, что вы никогда не моете рук перед операцией?

— Нет.

Или что употребляете одни и те же инструменты, не стерилизуя их?

— Я опытный хирург, мистер Баннистер, уважающий свою профессию. И я отвергаю эти обвинения.

— Получали ли вы письменные указания, в которых говорилось, левое или правое яичко следует изымать, левый или правый яичник?

— Нет.

— Были ли случаи, что врачи ампутировали не тот палец на руке или ноге или что-то еще, потому что они не получали указаний?

— Это Ядвига, а не лондонская больница..

— Откуда вы знали, что именно надо извлекать? — Капрал Креммер, который проводил облучение, находился в операционной. Он и говорил мне — слева или справа.

— Креммер? Ах, капрал Креммер. Этот неопытный рентгенолог указывал вам?

— Он имел дело с рентгеновскими лучами.

— И если тут не было доктора Тесслара, значит, он не мог обращать ваше внимание на ожоги после облучения и на тот факт, что вы не даете-общего обезболивания?

— Повторяю. Я лично проводил пункцию. Оперировал я действительно быстро, что спасало пациентов от пневмонии, нарушения сердечной деятельности и, Бог знает, от чего еще. Сколько раз мне повторять вам это?

— Пока все не станет совершенно ясно.

Баннистер помолчал, внимательно изучая состояние, в котором находился Кельно. Настал тот самый переломный момент, до которого и судья, и присяжные еще могли испытывать к нему сочувствие. Неумолимый ход стрелок подсказывал, что подходит время кульминационного пункта его допроса.

— Значит, все сказанное Марком Тессларом, является выдумкой.

— Все это — откровенная ложь.

— Мужчины и женщины кричали. Их терзала невыносимая боль.

— Ложь.

— И вы грубо и бесцеремонно обращались с пациентами на операционном столе.

— Мое поведение было безупречно.

— Почему, по вашему мнению, доктор Тесслар стремился оболгать вас?

— Из за наших ранних стычек

— Вы упоминали случай, когда, практикуя в Варшаве, вы, не ставя Тесслара в известность, послали к нему на аборт члена вашей семьи. Я хотел бы, чтобы вы сейчас назвали этого пациента.

Кельно оглянулся в поисках помощи. Возьми себя в руки, сказал он себе, успокойся.

— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.

— Потому что, как мне кажется, никаких подобного рода абортов не было. Доктору Тесслару пришлось оставить Польшу, чтобы завершить медицинское образование, из-за антисемитизма вашего студенческого общества, и я предполагаю, что доктор Тесслар никогда не проводил никаких абортов и не делал экспериментов для эсэсовцев в Ядвиге.

— Тесслар оклеветал меня, чтобы спастись самому! — закричал Кельно. — Когда я вернулся в Варшаву, он был членом тайной полиции коммунистов и у него было указание травить меня, потому что я был польским патриотом, который откровенно говорил о горестной судьбе, постигшей его любимую родину. И еще восемнадцать лет назад, когда британское правительство отказалось выдать меря, было доказано, что все выдвинутые против меня обвинения являются ложью.

— Я же предполагаю, — с невозмутимым спокойствием, которое резко контрастировало с волнением, охватившим Кельно, продолжал Баннистер, — что, когда вы вернулись в Польшу и выяснили, что доктор Тесслар и несколько других врачей остались в живых, вы скрылись и. в то же время пустили в ход ваши выдумки против них.

— Нет.

— И вы никогда не били пациенток, лежащих на операционном столе, и никогда не называли их проклятыми еврейками?

— Нет. И пусть мое слово противостоит слову Тесслара.

— Это обвинение, — сказал Баннистер, — в сущности, не имеет ничего общего со словами Тесслара. Это слова женщины, которую вы избили. Но она жива, и в настоящий момент направляется в Лондон.