Юрис Леон - Суд королевской скамьи

Судья посмотрел на Хайсмита, который проглядывал текст обвинения.

— Возражений не имею, милорд, — процедил он сквозь зубы.

— «Штаб-квартира фюрера, август 1942 года, секретный документ рейха; единственный экземпляр. 7 июля 1942 года в Ядвигском концентрационном лагере состоялась встреча между докторами Адольфом Воссом, Отто Фленсбергом и рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером по вопросу о полной стерилизации еврейской расы. Было достигнуто соглашение, что ряд экспериментов должен проводиться на здоровых половозрелых евреях и еврейках». Далее, доктор Кельно, в вашей подборке документов есть письмо от Восса в адрес Гиммлера, в котором Восс утверждает, что для претворения в жизнь своей программы облучения ему нужна как минимум тысяча лиц, чтобы получить удовлетворительные результаты. Доктор Кельно, вы утверждали, что и вы, и доктор Лотаки оперировали или ассистировали примерно в двух дюжинах случаев. Что же произошло минимум с девятьюстами семидесятью шестью другими лицами, о которых говорилось в письме Восса?

— Не знаю.

— С какой целью вы представили это письмо в качестве доказательства?

— Только для подтверждения того, что я жертва. Это делали немцы, а не я.

— У меня есть все основания предположить, что были проведены еще сотни и сотни операций, о которых вы не упоминаете.

— Может быть, их делал тот еврей, Дымшиц, почему он и был отправлен в газовую камеру. А может, это дело рук Тесслара.

— Вы не можете не понимать, что тут всего лишь ваше слово против слов Тесслара, потому что все истории болезни исчезли.

— Я должен самым решительным образом возразить, — вмешался сэр Роберт. — Вы не имеете права ссылаться на записи, которых не существует в природе. — Он повернулся к судье. — Мистер Баннистер спросил сэра Адама, сколько операций тот провел, и сэр Адам исчерпывающе ответил.

— Мистер Баннистер, — сказал судья, — я хотел бы обратить ваше внимание на то, что время от времени ваши вопросы перемежаются комментариями.

— Прошу прощения, милорд. В программе массовой стерилизации быстрота операций играла существенную роль для тех целей, которые ставили перед собой немцы. Можно ли предположить, что решение было принято до того, как Воссу продемонстрировали, как быстро можно осуществить оперативное вмешательство?

— Скорость, с которой я оперировал, ни в коей мере не могла повредить пациенту.

— Но разве вы на самом деле не гордились быстротой, с которой могли извлекать еврейские яичники, и разве у вас не было желания продемонстрировать свое мастерство перед Воссом?

— Милорд, — сказал сэр Роберт, — я должен решительно возразить. Мой клиент всего лишь утверждал, что быстрота, с которой он работал, не угрожала его пациентам.

— Я снова должен предостеречь вас, — сказал судья. Он повернулся к членам коллегии присяжных, в первый раз дав им почувствовать ту власть, которой располагает. — В адрес доктора Кельно были обращены косвенные намеки обвинительного характера. Я хотел бы убедительно посоветовать вам, чтобы, когда придет время, вы оценили, что является существенным, а что нет.

Баннистер не моргнул и глазом.

— Припоминаете ли вы доктора Сандора?

— Сандор был еврейским коммунистом.

— Нет. Сандор был католиком и не состоял членом никакой коммунистической партии. Он был одним из ваших врачей. Вы припоминаете его?

— В определенной мере.

— И помните ли вы разговор, в ходе которого вы сказали Сандору: «Сегодня я выскреб не меньше двадцати пар еврейских яиц?»

— Я никогда не говорил этих слов. Сандор был членом коммунистического подполья, который мог обвинить меня в чем угодно.

— Я думаю, что пришло время объяснить милорду и присяжным, что представляли собой два подпольных движения в Ядвиге. Вы упоминали о своем подполье как о националистическом, не так ли?

— Да.

— Из кого оно состояло?

— Из людей, оказывающих сопротивление немцам, выходцев из всех стран оккупированной Европы.

— Это, как мне кажется, не соответствует истине. Я предполагаю, что девяносто пять процентов членов вашего подполья составляли поляки и в нем пользовались влиянием и властью только те, кто в прошлом был офицером польской армии. Согласны ли вы с этим?

— Не могу утверждать. Не помню.

— Можете ли вы припомнить какого-нибудь чеха, датчанина или югослава, который занимал бы руководящее положение в вашем подполье?

— Нет.

— Но польских офицеров вы помните,

— Кое-кого.