Юрис Леон - Суд королевской скамьи

Он был ветераном медицины, который провел сотни таких обезболиваний с применением морфия и без него, и поддержал точку зрения сэра Адама Кельно.

Брендон О'Коннор подверг его короткому перекрестному допросу.

— Значит, пункция, если ее правильно делать, является относительно простым делом?

— Да, если за это берется столь опытный врач, как сэр Адам.

— В том случае, — уточнил О'Коннор, — если пациент находится в сознании и помогает врачу. Не попробуете ли вы, доктор Боланд, представить, как будет выглядеть эта процедура, если пациента принуждают силой, против его воли, если он кричит и отбивается, отчаянно отстаивая свою свободу. Разве в таких условиях пункция не становится весьма болезненной?

— В таких условиях я никогда не брался ее проводить.

— И если иглу вводят, преодолевая отчаянные рывки пациента?

— В таком случае она может быть болезненной.

Свидетели шли один за другим. Перед судом предстал старейшина польской общины в Лондоне, граф Черны, который припомнил успешную борьбу за сэра Адама Кельно против его выдачи Польше. Затем— бывший полковник Гайнов, из уст которого присутствующие услышали о первоначальном расследовании в Италии; потом доктор Август Новак ведущий хирург польской больницы в Турнбридж-Уэллсе; три бывших польских офицера, которые также были заключенными в Ядвиге и членами националистического подполья; и четыре пациента, которых спасло в Ядвиге искусство доктора Кельно.

О Коннор коротко опрашивал всех по очереди.

— Вы еврей?

Ответ был. однотипен: «нет».

Более интересным был следующий вопрос:

— Не припомните ли, когда доктор Кельно вырезал вам аппендикс, был ли экран из простынки перед вашим лицом?

— Я ничего не помню. Я спал.

— И вам не делали укола в позвоночник?

— Нет. Меня просто погрузили в сон.

Дж. Дж. Макалистер прибыл из Бадли-Салтертона. Ему было трудно говорить из-за недавнего инсульта, но его воспоминания о пребывании Кельно в Сараваке произвели на членов суда сильное впечатление, потому что бывший колониальный чиновник изъяснялся на языке, привычном для большинства из них.

Затем на свидетельское место был вызван еще один узник.

— Сэр Роберт, — осведомился судья, — что должен подтвердить ваш следующий свидетель?

— То же самое, милорд.

— Я понимаю, — сказал Энтони Гилрой, — вы хотите доказать суду, что доктор Адам Кельно — весьма благородный человек. Но никто и не сомневается, что он был благороден по отношению к некоторым своим пациентам.

— Я не хотел бы показаться слишком настойчивым, милорд, на у меня есть еще два свидетеля.

— Послушайте, — продолжал стоять на своем судья, — никто не подвергает сомнению тот факт, что доктор Кельна с предельным вниманием относился к полякам и полькам. Предполагается лишь, что, когда перед ним представал еврей, его поведение резко менялось.

— Милорд, должен признаться, один из свидетелей только чта прибыл, и я готов согласиться, чта он будет последним, если ваша честь решит сегодня пораньше объявить перерыв.

— Ну что ж, я думаю, присяжные не будут возражать против раннего перерыва.

Кзди, Шоукросс и их помощники торопливо пересекли халл, собравшись в своем кабинете. Когда с подтверждением сказанного явился Джосефсон, они содрогнулись. Из, Варшавы прибыл доктор Константин Лотаки с показаниями в пользу Адама Кельно.

— Мы должны продолжать, — сказал Баннистер. — И сделать все, что в наших силах.

9

Известие, чта из Варшавы прибыл доктор Константин Лотаки свидетельствовать в пользу, Адама Кельна, разнеслось подобно лесному пожару. Оно стало серьезным ударом для Кзди.

— Я вызываю нашего последнего свидетеля, доктора Константина Лотаки.

Секретарь суда показал ему, что надо подняться по трем ступенькам, которые вели на возвышение для свидетелей, и рядам с ним разместился польский переводчик. Присяжные с интересом восприняли появление нового свидетеля, а пресса да отказа заполнила отведенные для нее места, так чта пришлось поставить дополнительный стал. Переводчик был приведен к присяге.

Баннистер поднялся.

— Милорд, до того как данный свидетель начнет давать показания и пока у нас нет своего собственного переводчика с польского, я хотел бы обратиться с просьбой к моему ученому другу, чтобы его переводчик громко и ясно излагал все вопросы и ответы, дабы предоставить нам возможность оспорить их, если это будет необходимо.

— Вам понятно? — спросил Гилрой.