Владимир Шатов - Между жизнью и смертью

- Ну что Вы городите? Как Ваша фамилия и профессия, извиняюсь, конечно?

- Шелехов, донбасский шахтёр.

- Куликов, врач, очень приятно.

- Лучше бы мы с Вами в другом месте встретились…

- Согласен полностью! – Куликов засеменил рядом с Григорием.

- Я думаю, что самое страшное осталось в тюрьме, посмотрите какая природа вокруг!

- Разговорчики в строю! – выкрикнул ближайший охранник.

- Тихо, а то шмальну…

На середине пути стоял одинокий бревенчатый дом, квадратный, довольно большой. Осуждённые дошли туда к позднему вечеру и остались ночевать. Места хватало только сесть на корточки, прислонившись спинами, друг к другу.

- Главное не ложится на землю. – Предостерёг доктора опытный вояка.

Снизу, от земляного пола сильно тянуло холодом, температура опустилась до тридцати градусов. Утром этап подняли рано, и измученные люди поплелись дальше. Уже первый день пеший этап, после долгих месяцев в тюрьме, был испытанием, а что же после этой ночи, проведенной в полусне?

- У меня болит всё тело! – жаловался избалованный Куликов.

Через пару часов монотонной ходьбы несколько человек отстали.

- Подтянуться! - Конвойные кричали и подгоняли их прикладами, ослабевшие реагировали вяло. - Не отставать!

Пара стрелков охраны осталась с отставшими. Когда колонна повернула вместе с дорогой за лесок, раздались прицельные сухие выстрелы…

- Они им помогут? – донельзя уставший Куликов ещё оставался в душе врачом. - Им в больницу нужно.

- Помогли уже. – Буркнул недовольно Шелехов. - Им теперь никуда не нужно…

Куликов испуганно оглянулся назад и невольно прибавил шагу. Больше он не жаловался на усталость и старался держаться в середине колонны.

- Быстро учатся интеллигенты! – усмехнулся про себя Григорий.

К вечеру они миновали центральный лагпункт отделения «Волошка», где осталось около половины этапа. Через километров десять, ближе к ночи подошли к третьему лагпункту этого отделения.

- Стой! – прозвучала зычная команда.

Днём значительно потеплело, погода стояла не очень холодная, всего градусов пять мороза. В отсыревшем помещении, куда их завели, печки не топилась, поэтому наученные первыми днями на Севере, даже самые неприспособленные легли спать полностью одетыми, не сняв мокрых валенок.

- Украдут. – Остановил Григорий Куликова, захотевшего снять одежду. – Не нужно раздеваться.

- Как можно воровать у товарищей по несчастью?

- Поверьте, смогут, - усмехнулся Шелехов. - Здесь товарищей нет.

Вдруг открылась дверь, и в клубах пара в барак вошли две закутанные фигуры. Когда пар рассеялся, то оказалось, что это две плотные женщины, нёсшие на палке полное ведро, от которого валил густой пар. Женщины натужно подняли его, тяжко поставили на грубо сколоченный стол, и одна из них сказала:

- Это от женского барака. – Она жалостливо посмотрела на утомлённых путников. - Поешьте, силы вам понадобятся…

Они быстро вышли, на крепко сбитых нарах произошло какое-то хаотичное движение. Григорий сел на край своей лежанки и посмотрел вниз, как раз напротив середины соснового стола. Прошло, вероятно, несколько секунд, хотя ему они запомнились, как ощутимая пауза. Затем с верхних, и с нижних нар хлынул поток по-зимнему одетых, вооруженных кружками или мисками, оголодавших людей.

В происшедшей свалке было сложно разобрать детали, в тусклом свете единственной лампочки различалась серая куча шевелящихся бушлатов, мелькающие в ней руки с мисками и слышалась хриплые выкрики:

- Мне, мне оставьте! – Люди зло отталкивали друг друга, стремясь первыми зачерпнуть пищи.

- Отодвинься, загородил всё.

- Пошёл ты!

- Держи ведро…

- Эх, раззява!

В одну минуту всё закончилось, ведро с баландой опрокинули, стычки, не перешедшие в настоящую драку, прекратились. В ту же минуту Григорий решил не терять достоинства и если доведётся честно принять смерть:

- Нехай со мною случится, что угодно, любой голод, боль, даже погибель лучше, чем уподобиться хоть на миг моим товарищам по несчастью. – Он отвернулся к стене. - Братьями я не могу их назвать, а по существу они больше заслуживают жалости, чем отвращения...

На другой день этапники быстро прошли стылую лагерную баню, а их нательные тряпки положенную по инструкции вошебойку. После урезанной процедуры, на каждого каторжанина приходилось по одной шайке холодной воды, Григорий стал полноправным зэком.

- Сейчас бы в родную шахтную баню! – подумал он и заиграл желваками.