— Откровенно признаться, мало здесь милого русско-
му сердцу, — вступил в разговор другой. — Наши березы не сменил бы ни на какие пальмы.
Гости между прочим поинтересовались, как долго «Аврора» собирается стоять в Калао. Офицеры и гардемарины переглянулись, и их взгляды остановились на лейтенанте Пилкине — не говорить же всем разом, пусть ответит на вопрос один, старший из присутствующих.
— Больше месяца, — осведомленно заявил Пилкин. — В экипаже много больных скорбутом, их надо лечить на земле. Да и фрегат сильно потрепан ураганами, требует основательного ремонта. Раньше как через пять недель не выйдем.
Лейтенанту дружно поддакнули: в апреле из Калао никак «Авроре» не вырваться. Офицеры и воспитанники Морского корпуса умели хранить военную тайну.
В кают-компании появился мичман Николай Фесун. На год старше гардемаринов (ему только что исполнилось девятнадцать лет, а звание получил всего несколько месяцев назад), он еще не привык к своим погонам, положению офицера, а потому держался среди практикантов как равный с равными.
— Господа, — мягко сказал он, — вы засиделись. Командир корабля и князь Любимов-Ростовский беседу закончили и направились к яхте.
Гости заторопились. Минут через десять авроровцы попрощались с соотечественниками. «Рогнеда», подгоняемая легким боковым пассатом, уплыла в глубь гавани.
После беседы с князем Любимовым-Ростовским Изыльметьев еще раз собрал офицеров на военный совет Теперь у него не оставалось ни малейшего сомнения, что «Аврора» попала в ловушку. Надо искать из нее выход.
— Через десять, от силы двенадцать суток, покинем стоянку, — еще раз напомнил он офицерам. — К этому времени необходимо сделать все, чтобы фрегат был готов к дальнейшему плаванию. Работать будем беспрерывно, круглосуточно, в три смены… Не исключено, господа, что чрезвычайное происшествие может произойти до нашего отхода из Калао. А посему, экипажу в любую минуту надо быть готовым к бою. Вглядитесь внимательно: корабли обеих эскадр направили жерла пушек на «Аврору». Прика-
чываю, — негромкий голос Изыльметьева приобрел командирскую строгость, — орудия содержать в полной боевой готовности. Артиллерийским офицерам и комендорам фрегат не покидать ни под каким предлогом. Вахтенным офицерам, наблюдателям и сигнальщикам не сводить глаз с чужих судов.
Командир корабля и помощник подробно разработали план срочного ремонта фрегата, заново разбили на время стоянки экипаж по командам и заведованиям, определили объем работ, назначили старших. Поредевшие из-за повальных болезней моряков орудийные расчеты пополнили такелажниками, марсовыми и артельщиками, вплоть до писарей, коков и санитаров. Все было сделано так, чтобы каждый член экипажа, занимаясь спешной подготовкой к отплытию фрегата, четко знал свое место на случай боевой тревоги.
Максутова, вопреки его ожиданиям, назначили старшим группы по заготовке продуктов писания.
«Нашли негоцианта! — с иронией подумал он о себе. — Никогда ведь этим делом не занимался». Но возражать не стал: не время капризничать и выбирать себе занятие по душе.
Лейтенанта порадовало, что в его группу из двух десятков матросов и гардемаринов назначили еще (и, конечно, не случайно) старшего боцмана Матвея Сидоро-вича Заборова, человека хозяйственного, рассудительного и рачительного.
«Тогда все в порядке, — успокоил мебя Максутов. — Заборов в закупочном деле дока».
Круглый и грузный старший боцман-усач со знаком отличия безупречной службы, больше известный в экипаже по кличке Морж, чем по фамилии, содержал свое заведование на фрегате в образцовом порядке. Старый моряк умел ладить с большим и малым начальством, в кронштадтском порту поддерживал дружеские отношения со снабженцами и кладовщиками, знал, как поощрить старательных подчиненных, имел свои подходы к трудным матросам. О Заборове в экипаже рассказывали интересные истории, слагали анекдоты. Максутов сам не однажды с любопытством наблюдал, как старший боцман воспитывал подчиненных.
— Матренин, подь-ка сюда! — подозвал как-то Заборов здоровенного моряка. — Ты что, стреноженный? Быстрее надо бегать, коль старшие зовут. Как здоровье?
Матрос настороженно смотрел на старшего боцмана, соображая, что за подвох кроется в его вопросе.
— Не хвораю. А что?
— Да так, — невозмутимо сказал Заборов. — Может, думаю, мутит человека с перепоя. Я ведь не забыл, каким ты вернулся прошлый раз с берега: в шинели, застегнутой на одно я..о.
Читать дальше