Дмитрий Вонляр-Лярский - Грех у двери (Петербург)

Государь подошёл к самому краю ложи. Застенчиво озираясь, он перегнулся и принуждённо, неуверенно поклонился.

По театру загрохотал какой-то ураганный вихрь восторга.

Неизбежная при революциях взвинченность нервов постыла петербуржцу. Тянуло окунуться снова в привычные, мирные будни. Хотелось только безопасности, покоя и уверенности в грядущем дне. Правительство, способное всё это обеспечить, казалось вновь приемлемым, желанным… Обнадёженный обыватель и подбадривал себя, выражая свои чувства каким-то физиологическим безудержным порывом.

Стенные бра, свисавшие над головой баронессы, задрожали и зазвенели.

Тата наклонилась к Софи, растерянной немного от этих криков.

— C'est beau, l'enthousiasme national [284] Ведь красота — народный восторг (фр.). .

— Parbleu [285] Ещё бы (фр.). , — сочувственно поддержал её князь Жюль.

Сашок скептически процитировал:

— «Не верь любви народа…»

— У Пушкина: «Не дорожи любовию народной» [286] У Пушкина: «Не дорожи любовию народной»… — строка из стихотворения «Поэту». , — поправила его Софи: — C'est une nuance [287] Это нюанс (фр.). .

— Ne laissez jamais defigurer une belle pensee [288] Не допускайте никогда искажения прекрасной мысли (фр.). , — послышалось сзади сдержанное восклицание незаметно вошедшего Адашева.

Он взял её руку и поднёс к губам. Поздоровавшись со всеми, флигель-адъютант озабоченно заглянул через барьер ложи: что делается напротив, в нижнем ярусе? Члены царствующего дома оживлённо разговаривали и начинали усаживаться.

Занавес успели опустить. Музыканты, расположившись снова по местам, держали инструменты наготове.

Но крики не смолкали. Наоборот — хлынула и разрасталась новая волна возбуждённых, настойчивых возгласов, требующих повторения гимна.

Капельмейстер вопросительно повернулся к царской ложе. Государь после некоторого колебания утвердительно кивнул ему и поднялся.

Послышалось вторичное громыхание встающего оркестра.

Расслабленно осевшая в кресле княгиня Lison охнула:

— On recommence… [289] Опять начинается… (фр.).

— Evidemment! [290] Безусловно! (фр.). — отрезала баронесса, безропотно обнажая снова зябкие плечи.

В тоне нравоучительно сквозило: на то мы с тобой и статс-дамы, чтобы не жалеть себя в подобных случаях.

— Претерпевай до конца… — добавил Сашок, предлагая руку немощной княгине.

Все глаза устремились на государя.

Всякому в этой толпе, заполнявшей театр, император и самодержец представлялся символом, но далеко не однозначным. Стариков ещё охватывал, пожалуй, безотчётный полуязыческий трепет перед высшим существом, облечённым таинственной силой наподобие древнего Перуна [291] Перун — бог грозы в индоевропейской и славянско-русской мифологии, в IX–X вв. покровитель князя и дружины на Руси, глава языческого пантеона. . Для других это был основной устой, вокруг которого поколениями слагались жизнь, принципы, традиции и жертвенные порывы. В глазах третьих монарх означал чины, пенсии, выгодные подряды, ордена, стипендии и прочие вожделенные блага. Четвёртым мерещились сейчас же нагайки, цензура, жандармы и ссылки на поселение; но теперь и этим вольнодумцам темнота и зверства всколыхнувшихся низов казались всё же худшим из двух зол. Были, наконец, немногие, в которых присутствие государя задевало особые струны. К числу последних принадлежал, например, Столыпин.

Министр под музыку и крики подводил итоги.

За полтора года он выполнил успешно первую из двух поставленных себе задач. Разрухе правительства положен конец. Революция захлебнулась.

Вторая задача — опереть империю на новые правовые начала — оказалась куда сложней. Любое из его начинаний сталкивается с непримиримой встречной лавиной. Общество упорствует, не терпит компромиссов, стремясь в безумном самомнении только к одному: урезать власть. А в этом именно временщик уступать не собирался никому: ни оппозиции, ни самому монарху. Ненасытное желание удержать в своих руках бразды, вырванные у растерявшегося самодержца, росло в нём с каждым днём. Это желание стало как бы патологической потребностью…

Шумное ликование театра разожгло горделивую веру Столыпина в самого себя. Да, он знает, чего хочет! И пойдёт дальше без робости, без колебаний…

Но следом пришли другие, мрачные мысли.

Работы предстоит много. Понадобятся годы, а революционное подполье не даст ему срока. Прошлогодний взрыв бомбы на даче, изувечивший подростка-дочь [292] 12 августа 1906 года двумя неизвестными лицами, переодетыми в форму жандармских офицеров, в министерской даче на Аптекарском острове был произведён взрыв, в результате которого погибли 27 человек, находившихся в приёмной. Среди раненых оказались трёхлетний сын и четырнадцатилетняя дочь Столыпина. Сын вскоре поправился, у дочери же были раздроблены ноги, и она в течение двух лет не могла ходить. Единственной комнатой, которая не пострадала, был кабинет Столыпина, где он находился во время взрыва. , наглядно доказал, что подполье не дремлет. Близок, вероятно, день, когда его подстерегут. Террористы правильно ведут свою игру: в политической борьбе пощады не бывает!