Дмитрий Вонляр-Лярский - Грех у двери (Петербург)

С улицы сквозь двойные, обитые войлоком стеклянные двери ворвалась резкая струя холода. В вестибюль неторопливо входил чернобородый мужчина. Низко нахлобученная шапка и штатская шинель с меховыми лацканами придавали ему облик допетровского боярина.

Тата, наклонив к подруге ангелоподобную головку, только успела шепнуть:

— Voici le satrape [257] Вот и сатрап (фр.). .

Софи подняла глаза. В трёх шагах от неё стоял председатель Совета министров Столыпин. Придворный, красный с золотом, швейцар отряхивал его заиндевевшие бобровые лацканы…

Временщик спокойно, апатично подошёл и молча поздоровался, едва поклонившись в знак приветствия. Красивые черты бледного надменного лица сохраняли каменную неподвижность.

Здороваясь с ним, Софи каждый раз вся холодела на несколько секунд. Правая рука Столыпина после дуэли в юности осталась полупарализованной [258] Старший брат П. А. Столыпина был убит на дуэли. С убийцей брата стрелялся и будущий председатель Совета министров, получивший ранение в правую руку, которая с тех пор плохо действовала. . Протянутые пальцы неожиданно встречали дряблую ладонь, безжизненно тяжёлую и мягкую, как резиновый пузырь с водой. Это прикосновение бывало неприятно ей до жуткости.

Тата с деланной почтительностью показала веером министру, что уступает ему дорогу:

— Apres vous, Excellence [259] После вас, ваше превосходительство (фр.). .

В капризном жесте было лёгкое озорство хорошенькой женщины, которая ни в ком и ни в чём не нуждается.

Столыпин без улыбки покосился на неё и уронил с высокомерной учтивостью:

— Place aux dames [260] Почёт дамам (фр.). .

— Meme pour les demi-dieux? [261] Даже у полубогов? (фр.). — удивилась Тата тоном мило расшалившегося ребёнка.

Она взяла Софи за талию.

— Eh bien, montons sans scrupules [262] Ну, значит, смело вперёд (фр.). .

Министр даже не удостоил их взглядом и равнодушно прошёл в нижнюю угловую директорскую ложу.

Наверху, у министра двора, в просторной аванложе молодых женщин нетерпеливо ждали. Остальные приглашённые были в сборе. Они окружали тщедушную старушку, прикрывавшую костлявые плечи парадной кружевной накидкой, отороченной мехом.

— Excusez nous, baronne [263] Извините нас, баронесса (фр.). , — залепетала Тата.

— Vous etes incorrigibles [264] Вы неисправимы (фр.). , — укоризненно погрозила им престарелая баронесса и заволновалась: — Il est grand temps de prendre place [265] Давно пора занять места (фр.). .

Мест впереди было много. Все шесть дам свободно разместились рядом в громоздких золочёных креслах. Для мужчин седые капельдинеры [266] Капельдинер — служащий театра, проверяющий у посетителей билеты и наблюдающий за порядком. подкатили особые стулья на высоких подставках.

Баронесса любезно перегнулась к рослому военному, затянутому в иностранный синий с серебром мундир:

— A a gauche, general, on у voit mieux [267] Сядьте налево от меня, генерал, с этого места лучше видно (фр.). .

— Et pour son Excellence le baron? [268] А его превосходительство барон? (фр.). — заскрипели тяжеловесные берлинские интонации: иностранец был тем свитским генералом германской службы, который по традиции состоял при особе русского царя.

Старушка его успокоила: муж предпочитает кресло в партере, а в ложу зван ещё только один Адашев, сопровождающий государя.

Софи как-то не ожидала видеть Адашева здесь сегодня. Она невольно улыбнулась при мысли о приятном собеседнике.

Принесли бинокли. Все с любопытством стали разглядывать публику.

Обширный зрительный зал был переполнен. Пятна фраков и мундиров оттеняли переливающуюся радугу нарядных женских туалетов. Театр гудел и радостно жужжал, как улей, согретый после долгой стужи весенними лучами.

Музыканты давно были по местам. Оркестр сдержанно, под сурдинку [269] Под сурдинку — тихо, приглушённо. , настраивал инструменты. На возвышении, вплотную к суфлёрской будке, томился худощавый хмурый капельмейстер-чех. Он сидел вполоборота на стуле; правая рука в белой перчатке держала наготове палочку, упёртую другим концом в открытую партитуру. Капельмейстер принуждённо перекидывался словами с чернявым вихрастым евреем — первым скрипачом, канифолившим смычок. Но взгляд, сквозь очки, не отрывался от нижней императорской ложи, слева, над контрабасами. Там, под тяжёлым балдахином голубого штофа, поблёскивал тусклой позолотой ряд пустых кресел.

Тётя Ольга сейчас же закивала знакомым в партере.