Нина Воронель - Обреченная любовь

С тех пор общество начало стремительно их забывать. И очень быстро забыло. Конечно, многие лица и организации приложили руку к тому, чтобы ускорить это забвение — новая Германия стыдилась своих героев. О группе «Баадер-Майнгоф» перестали писать в газетах, издательства неизменно отклоняли книги, посвященные их подвигам, документы об их деятельности были сосланы в самые дальние ящики архивов. И только я не забыла их — с унаследованным от папы немецким упорством я приступила к розыскам.

Я перерыла горы пыльных бумаг и разыскала авторов отклоненных издательствами книг. Я составила списки членов группы, — всех, дела которых мне удалось раздобыть, — мертвых, живых, отбывающих заключение и разыскиваемых полицией. И на каждого построила подробное досье. Мне пришлось преодолеть изрядные препятствия для того, чтобы прочесть хранящиеся в архивах письма членов группы — из тюрьмы на волю, с воли в тюрьму и из одной тюрьмы в другую. Некоторые пользовались хитроумной кодировкой, так что моя работа над перепиской практически началась с изучения тех кодов, которые были доступны.

К счастью, вместе с маминым кукольным личиком мне не досталась ее русская безалаберность — я наловчилась так справно сортировать и регистрировать разрозненные документы, что очень быстро у меня в руках оказалась уникальная картотека участников погибшего движения. Часто, оставшись наедине с творением рук своих, я подолгу им любуюсь — и совершенством умело составленного индекса, и каждой карточкой в отдельности. Я часами перебираю эти картонные квадратики, выравниваю углы, глажу их глянцевитые поверхности, и постепенно мне начинает казаться, что зафиксированные там личности оживают под моими ласковыми пальцами и обретают вторую жизнь.

Я уже узнаю многих из них наощупь — сунув руку наугад в зазор между двумя карточками, я могу почти точно определить, чья именно судьба дышит в моей ладони. Конечно, среди них есть такие, которым я не очень симпатизирую, зато есть и любимчики, биографии которых я изучила с таким тщанием, что они стали моими близкими друзьями. Они скрашивают мое одиночество и наполняют мой тайный мир своим дыханием.

Многих из них уже нет в живых, но я ощущаю их живыми и близкими мне по духу. Я открываю карточку Андреаса Баадера, и мне представляется вся его жизнь одновременно, от начала до конца — она была такая короткая! Вот он на скамье подсудимых, — красивый, молодой нарушитель буржуазных заповедей, обвиняемый в поджоге универсального магазина «Кауфхауз», который он считал символом ненавистного ему потребительского общества. Процесс над Баадером превратился в его триумф — сотни заполнивших зал юных последователей подсудимого встречали каждое его слово восторженной овацией. Однако это не помешало суду вынести ему суровый приговор.

День похищения Андреаса из —за решетки можно считать днем создания «Отряда Красной Армии». Сердцем этого побега была известная радикальная журналистка Ульрике Майнгоф, имя которой стоит в истории движения рядом с именем Баадера. Пользуясь своей популярностью, она под предлогом предполагаемого интервью добилась для Баадера разрешения на встречу с ней за стенами тюрьмы. Местом встречи была назначена историческая библиотека в университетском районе Западного Берлина, Далеме, но никакого интервью у Баадера Ульрике брать не собиралась — с ее ведома оперативной группой сообщников был разработан и осуществлен детальный план его побега.

План удался на славу, единственным срывом было непредусмотренное убийство одного из сотрудников библиотеки, заставившее заговорщиков искать убежища в Ливане, у палестинских братьев по оружию. Из Ливана их тайно переправили в тренировочный лагерь в Иордании, где они прошли настоящую боевую подготовку. С тех пор между двумя боевыми организациями — Фронтом Освобождения Палестины и группой Баадер-Майнгоф возникла тесная связь, основанная на взаимопонимании и взаимной поддержке.

Всего два бурных года, с 1970 по 1972, группа Баадер-Майнгоф действовала под руководством Баадера и Майн-гоф, к июню 1972-го и он, и она были арестованы и уже не вышли из тюрьмы живыми.

Я ясно вижу Андреаса в его последний миг — на полу возле тюремной койки, в луже крови, натекшей из его простреленной с близкого расстояния головы. Рядом с ним — таинственный пистолет, непонятно как проникший сквозь непроницаемые стены тюрьмы Штаммхайм. Поскольку путь пистолета в камеру Баадера проследить так и не удалось, остается только предположить, что его принес тот, кто из него выстрелил.