Юрий Смолич - Мир хижинам, война дворцам

— Должен суметь все, — категорически отрубил Пятаков, сурово взглянув на юношу сквозь стеклышки пенсне. — Раз ты большевик и раз партия это тебе поручает…

— Хорошо! — сказал юноша и покраснел. Теперь стало всем видно, что ему и в самом деле не более двадцати лет.

Пятаков перевел суровый взгляд на студента университета Картвелишвили. Студент–грузин был старше других; он слушал последний курс и, как Пятаков, носил пенсне. Луч заходящего солнца пробился сквозь зеленые ветки Ботанического сада — совещание происходило на первом этаже университета, — заглянул в окно, сверкнул на стеклышках пенсне Пятакова, преломился на стеклышке пенсне Картвелишвили, и это было похоже на то, как если бы на одно мгновение скрестились две рапиры и высекли искру.

— Тебе, Лаврентий, — сказал Пятаков, — также предстоит особо важное поручение. Вчера комитет постановил широко развернуть работу среди юношества: необходимо призвать под наше знамя революционную молодежь. Мы создадим Союз молодежи. Тебе поручается составить проект устава. Основной силой союза должны являться, конечно, молодые рабочие, но следует втянуть также и школьную молодежь.

Работу среди студентов, гимназистов и реалистов ты возьмешь персонально на себя.

— Хорошо, — сразу согласился Лаврентий Картвелишвили, — Это очень хорошо! Наконец–то!..

Все задвигались, послышались одобрительные реплики. На заводах, в связи с мобилизациями в армию, работало много молодежи, а в средних школах немалое влияние имели «просвиты», скауты и монархическая организация «Двуглавый орел».

Пятаков остался доволен реакцией совещания.

— Ты, Горовиц, — обратился он к Саше слегка насмешливо, — еще со школьной скамьи прослыл одним из лучших знатоков марксизма и непревзойденным оратором. Поэтому за тобой остаются выступления в прениях и дебатах на всяческих публичных собраниях интеллигенции.

— Юрий Леонидович! — вскочил Горовиц. — Я прошу направить меня на работу среди пролетариата!

— Будешь выступать и среди пролетариата, — уклончиво ответил Пятаков. — Это с тебя не снимается. Но работа среди интеллигенции — особое задание тебе от комитета.

Саша Горовиц вспыхнул:

— Интеллигенция, интеллигенция! Что это на самом деле? Родился интеллигентом и это висит на тебе каким–то проклятием! Я из интеллигенции для того и ушел, чтобы работать с пролетариатом!..

— Оставь ты это свое… народничество, Горовиц! — сердито прервал его Пятаков. — Перед партией — все классы, и партия должна проникнуть всюду! И на всех собраниях, заседаниях…

— Но ведь в Киеве все знают, что я — из буржуазной семьи! — снова крикнул Саша Горовиц. — И это всегда дает меньшевикам повод для насмешек! Я считаю, что партии это не на пользу.

— Это сектантство! — Пятаков был возмущен. — Я и товарищ Бош — тоже не пролетарского происхождения, но…

— Но ведь я же еврей!

Все с удивлением посмотрели на Горовица. Он стоял, нервно одергивая на себе студенческую тужурку.

— Ну и что же из этого? — изумился Пятаков. — Странно слышать такие слова от интернационалиста. Я — русский, Бош — из немцев, ты — еврей, Затонский — малоросс, то есть я хотел сказать — украинец. Ну и что из того? Революционер не имеет ни родины, ни отечества…

При чем тут интернационализм? — В голосе Горовица звучала неподдельная мука. — Партии невыгодно, если провокаторы начинают шпынять, что большевизм еврейская выдумка.

— Ну что ты, Саша! — заговорили все. — Ты неправ!

— Товарищ Горовиц! — менторским тоном сказал Пятаков. — То, что ты сказал, я квалифицирую как интеллигентскую отрыжку и считаю признаком недостаточной большевистской закалки. Мы должны стоять выше национальных и расовых предрассудков.

— Я–то с этим согласен, но ведь обыватель не стоит выше, а именно среди обывателей и нужно вести пропаганду.

— Ну вот, — примирительно молвил Пятаков. — Ты уже согласен. А раз так, то я считаю разговор исчерпанным. Ты снова неправ, и мы тебя снова поправили.

Саша Горовиц принадлежал в комитете к числу «пятаковцев»: он поддерживал «платформу» Пятакова против ленинских Апрельских тезисов. Но после Апрельской конференции он, как и Бош, сменил позиции, и этого Пятаков не мог ему простить: между ними все чаще возникали споры.

Пятаков продолжал:

— Тебе, Штерн, поручается пропаганда среди девушек на курсах, в консерватории и вообще…

Лия бросила иронически:

— Ну уж конечно, раз женщина, то и работать среди женщин.