Дэвид Бейкер - Путь слез

С жестким попутным ветром дети послушно отправились за вожаком на восток, доколе не добрались до сомнительной безопасности лесистого кряжа. Но вопреки неизведанным доселе окрестностям, долгожданная прохлада бесконечных еловых зарослей была приятна, и дети радовались, что опаленная солнцем дорога осталась позади. Они довольно улыбались, ступая натруженными ступнями по толстому ковру из мягких иголок, и полной грудью вдыхали чистый и бодрящий запах леса. Под ногами копошились белки и мыши, а толстые ветви над головой давали приют птицам, чьи задорные песни эхом разносились между живыми колоннами, стоящими гордо и прямо. Казалось, лесу не было конца.

Вскоре дети повернули на юг и, к всеобщему восторгу, натолкнулись на оленью тропу, которая вела чрез многие студеные и чистые ручьи. Так они шли по темному лесу, полагаясь лишь на мимолетные проблески неясного солнца, по которому они держали путь. На душе у крестоносцев было легко, а бойкие крестьянские песни вперемешку с захватывающими вековыми легендами и сказаниями делали путь приятным и скорым.

Карл уже выбросил из головы последние изречения Петера и весело подошел к старику.

– Помоги же мне с той твоей окаянной загадкой!

– Могу предложить еще одну подсказку, – сказал Петер. – Слушай:

– Ну, а дальше.

– Все! Вот очередная подсказка, как ты и просил. Надобно сложить все отгадки, и ты найдешь ответ.

Карл простонал.

– Давай, я их перескажу.

Карл выжидающе замер.

– О, прости! «И что за чудеса таятся в далеких серых небесах?» Карл пожал плечами.

– Кажется ты говоришь о каком-то месте, об особом месте, полагаю, о месте, куда уходит душа цветка, пение птиц, сила ветра… и надежды человеков.

– Отлично! – воскликнул Петер. – Просто отлично. У тебя острый ум, юноша.

Петер подал знак Вилу умерить шаг.

– Мои старые ноги малость подустали.

Вил поднял руку и остановил колонну. Он посмотрел на священника с нескрываемой досадой.

– Я предупреждал тебя, священник, еще вначале, что ты идешь с нами, пока ты идешь с нами в ногу.

– Точно, у тебя великолепная память, – смиренно ответил Петер. – И я полон решимости не отставать от твоего нового шага. – Посмотрев на детей, которые проявляли признаки утомления, он добавил: – Мои старые глаза подсказывают мне, молодой господин, что юные воины также исчерпали запасы сил. Могу ли я почтительно…

– Ты можешь держать свои мысли при себе, – перебил его предводитель. – Я решаю, как нам идти, а твоя задача – повиноваться мне.

Петер решил не отвечать, последовав тактике временного подчинения, но когда кивнул, строго посмотрел заносчивому парню в глаза. На сердце стало тяжко, ибо он знал опасности, которые таит в себе гордость. Он почесал Соломона за ухом и вспомнил слова старого французского мастера по вазам, который много лет тому назад сказал, что глина непригодна для ваяния, пока ее хорошенько не растолочь и все ее изъяны не выйдут на поверхность «Значит, Соломон, как и прежде: мы ждем, мы наблюдаем, мы молимся и надеемся».

Прошло еще несколько изнурительных часов, пока Вил, наконец, позволил сделать короткий привал. Отряд повалился на мягкий лесной настил, устремив глаза на зеленый полог над головами. – Петер прошептал Карлу:

– Юноша, по моему разумению, мы минуем Базель и прибудем в Бюргдорф как раз в пору празднества Успения Богородицы, к середине месяца.

Глаза Карла восхищенно расширились, а Георг, неотступно следовавший за Карлом по пятам, просиял от радостного нетерпения.

– Несколько лет тому назад я побывал на празднике Успения в Мангейме, – вдруг заговорил он, и восхищенно добавил: – Wunderbar! Это было чудесно. Я до сих пор не могу забыть трубадуров и менестрелей, и выступления англичан. А еда – столько еды! – Он остановился и засмеялся. – Папа пили эль и хватили лишнего, а мама – слишком много вина. Я потом нашел их за садовой стеной лорда Конрада, где их стошнило!

– Верно-верно, Георг, – заметил Петер, – мне и самому довелось заплатить ту же цену за излишки удовольствия.