Дэвид Бейкер - Путь слез

Вил отступил, дабы спастись от клинка. Теперь он очутился лицом к лицу с врагом, который жаждал его смерти. Пока гладиаторы пронзали друг друга напряженными взорами, дети испуганно молчали. Томас отдался во власть всей той ненависти, которая годами тлела в глубине отринутой всеми души. Его выпученные глаза налились кровью. Оттопырив губы как у дикого волка, который чует близкую кровь жертвы, он медленно кружил вокруг Вила.

Внезапная перемена в расстановке сил застала Петера врасплох, и он почувствовал себя беспомощным. Он мельком бросил взгляд на собственные шаткие ноги и хилые руки. Потеряв всякую надежду, он в сердцах стукнул посохом оземь и поднял глаза в отчаянной молитве.

Внезапно Томас снова ринулся к противнику, но Вил ловко увернулся и пнул правой ногой Томасу под живот, а кулаком наддал по затылку. Томас плашмя полетел в траву, а Вил продолжал колотить по его спине. Прежде чем Томас успел собраться с мыслями, Вил выхватил кинжал из рук соперника, схватил его за волосы и приставил клинок к дрожащему горлу врага.

Взгляд победителя дико и безумно вперился в затылок Томаса. Вил прорычал:

– Назови хоть одну причину, чтобы мне оставить тебя в живых.

Томас не смог ответить.

– Отличная работа, – вмешался Петер, судорожно заковыляв к противникам. – Отлично, доблестный Вил. Теперь время протянуть руку милости к заблудшему другу.

– Другу? – переспросил мальчик. – Этот предатель мне не друг, а его кровь лучше пролить раньше, чем позже.

Петер ласково положил руку Вилу на плечо.

– Сын мой, прошу, взгляни на меня.

Вил нехотя обратил разгоряченное лицо к Петеру и посмотрел в его строгие, но любящие глаза.

– Прошу тебя, юноша. Ради малых сих, которые смотрят сейчас на тебя, пощади парня, – тихо попросил он.

Вил чуть слышно, ворчливо выругался и напоследок вдавил лицо Томаса глубже в пыль. Он встал.

Вслед за ним на ноги неуклюже поднялся Томас, отряхнул с одежды грязь и пристально посмотрел на Петера. Не было в его глазах благодарности, а только адский огонь горел в них.

– Ты за это дорого поплатишься, старик, и все вы с ним заодно.

Он дерзко посмотрел на Вила и Петера, и, кинув последний разъяренный взгляд на Карла с Георгом, исчез в темной чаще.

Карл шагнул вслед ему.

– Томас! – позвал он. – Вернись! Мы прощаем тебя. Томас.

Петер остановил его.

– Отпусти его, сынок. Человек должен заплатить за несдержанные слова. Ежели ты освободишь его от повинности сейчас, она останется неискупленной.

Ha следующее утро Мария с Фридой занялись избитым и опухшим Вилом: тряпицами, смоченными в студеной речной воде, они сноровисто промыли раны и порезы. Прикосновение рук Фриды было особенно приятным.

– Томас всего-то выродок, и душа у него насквозь черна, – пробормотал Вил. – В нем нет ничего хорошего.

Старик подумал над ответом.

– Ну, сын мой, мы, может, и все грешны, но не все в нас грешно.

Карл улыбнулся.

– Юный господин, ежели ты ведешь за собой людей, помни: пусть всякое неискупленное сердце однажды предстанет перед троном безгрешного Создателя и будет осуждено, но покамест каждое из них носит на земле маломальский образ Творца. Это свидетельство Его благости. Тебе следует различать сей слабый образ и в друге, и во враге.

– Разве, Петер? – запротестовал Карл. – Ведь в нас-то нет ничего худого. Мы как цветы с добрыми корнями: кто посажен в почву хорошую, кто – в худую, на кого-то льет дождь и греет солнце, на кого-то – нет. Оттого-то и в пору цветенья кто-то благоухает меньше, а кто – больше, но все мы люди добрые.

Мальчик выжидал ответа Петера.

Старый священник улыбнулся.

– Ах, кабы было по словам твоим, сын мой, но с прискорбьем замечаю, что все корни в людском цветнике изгнили, загноились. Я знавал людей достойных, людей высоких по званию и роду, которые часто – к своему изумлению – погибали в собственных пороках. Да-да, и к удивленью своему, встречал я и отъявленных злодеев, которые преображались в милосердии и доброте, пусть и не на долгое время – но расцветали как цветок в палестинской пустыне. Боюсь, юноша, что наши корни сплошь прогнили, но Господь по милости Своей дает цвести тем, которые Ему угодны, и когда Ему угодно.

Карл растерялся. Его неприятно разозлил упрек Петера. круглое лицо его покраснело.

– Я… я не верю, что у меня прогнившие корни, Петер, и я часто получаю благословения.

Вил встал на ноги и поправил кинжал на поясе.

– И на мой счет ты тоже ошибся, Петер. У меня добрые корни, чистые и сильные. Кроме тех необходимых наставлений всяким там дюнкельдорфцам, Томасам и Пиям, ничего худого я не совершал. Я неплохо забочусь о себе, и только я еще ни разу не подвел себя. – Он самодовольно ухмыльнулся и нахально прошел мимо священника, прикрикнув: – Живо построить шеренгу. Мы идем к восточным лесам, затем на юг к Базелю.