Ольга Приходченко - Одесситки

— Я ж тебе казала, Кобзарь як не сбрешет, так день не проживе, — кивнув в нашу сторону, ответила Лидка матери.

— Какой Кобзарь? У вас в деревне что, Тарас Григорьевич Шевченко живёт?

— Та ни, це другим, ты его не знаешь, а мабуть, бачила, це дид такый, до каждой сраки затычка.

— Лидка! — Бабка стукнула по столу.

— Ну до роту затычка. — Аж слёзы блеснули из глаз бедной Лыдочки. Галка ухватилась за графин, налила ещё по стакану.

— А зачем дед Кобзарь приходил?

— Так, угри ёму заказалы, для вас, шоб угостилыся. Вот вин и прынис.

— Угри, во здорово, я их обожаю, Олька ты любишь угри?

— Я их никогда не ела и не видела. А где они?

— Та там, в летней кухне в бидоне, только закрывай, а то повылазят.

Мы здесь же понеслись смотреть угрей.

— Фу, гадость какая, не то толстые пиявки, не то змеи, — скривила я рожу. — Я их жрать ни за что не буду.

— Еще как уплетешь. Бабка так приготовит, ты пальчики облизывать станешь. Бабуля, не убирай со стола, ещё посидим. — Галка ласково обняла старушку и повела её обратно в хату, прихватив недопитый бутылёк с вином.

— Какое вкусное, что значит своё, от души сделано, даже я выпила, — подтявкивала я сзади. После третьего стакана мы еле залезли на кровать и сразу задрыхли.

Мне снилось Белое озеро, в ушах звучали мелодии Петра Ильича, но вместо лебедей танцевали русалочки, потом всё закрутилось, и началась какая-то качка, сначала закачалась кровать, потом и комната. Всё подступило к горлу, еле успела выскочить во двор к туалету. Меня рвало, было так неудобно, что я никак не решалась выйти из уборной, где меня караулили бабка с Лидой.

— Ну от, я тоби казала, вина не вмиють ще пить, а ты курять воны.

— Цего Мандрыку гнаты треба. Чого удумав подлюка, лилий девкам прынис. Я ёго так турнула, сволота цыганьская. Девки хай дома сыдят, а то нехай до Одесы едуть. Бо вин, подлюка, не видстане, нахал такий же, як батько. Ото щось зробыть, а мы виноваты будемо, шо девку не доглядели. Хай йдуть до дому.

Гулять мы в этот вечер не пошли, валялись в постели, болтали. Бабка с Лидочкой крутились в саду под грушей.

— Олька, погляди, — пнула кулаком мне в бок подруга.

Бабка легла на узкую металлическую детскую кроватку, которую они с дочкой установили под деревом. Потом Лидочка привязала верёвку к груше, ею же обвязала мать.

— Что они делают?

— Бабка грушу сторожить будет. Прошлым летом она черешню всё охраняла, вон ту, чёрную, крупную. Даже мне не давала порвать. А я мальчишек подговорила, и мы ночью целую ветку спилили. Теперь она решила привязаться к груше. Представляешь, если спилить грушу над ней. Просыпается, а дерева тю-тю, нет! Во хохма будет! Только грушу жалко, да и бабку...

— Слушай, а кто этот дед Кобзарь? — перевела я разговор на другую тему.

— Местный юродивый, между прочим, бывший учитель. Контуженый во время войны. Ночами рыбу ловит, птицу, потихонечку браконьерничает, но его не трогают, жалеют.

— Сразу после войны, — продолжала Галка, — девки местные над ним подшутили. Вслед ему тихо плыли, чтобы не спугнуть. Когда он улов вытащил, поднырнули и забрали все, темновато уже было, он и не заметил. С тех пор решил, что это русалочки были с Белого озера, это они сплели веночки из кувшинок и лилий, что плавали вокруг его лодки. Теперь он рыбу ловит и им выбрасывает. Здесь вообще народ отчаянный, смотри, а то ещё приревнует какая-нибудь дура, влюблённая в твоего Мандрыку, тогда тебе будет весело.

— Да на хрен он мне нужен! Сама меня в это дело втравила, они все ещё в прошлом веке живут.

— Это точно, пашут, как проклятые, света белого не видят. Всё копят деньги, куркули сраные. На себя копейку не потратят. Посмотри на Лидку, ей уже под сорок, а она ещё девушка. Бабка её знаешь, как блюдёт, никто не подойдет, вот и одна. Счастье, что отец мой сбежал, как паспорт получил, так и махнул в город, сам в жизни пробивался. Ещё и им помогал.

Галке, я почувствовала, захотелось выговориться.

— А знаешь, что случилось, когда был обмен денег? Припёрлись к нам: Валька, спасай! На чердаке в ящиках и мешках бумажные деньги мыши и крысы пожрали. Отец еле выбрал купюры с номерами, хорошо какой-то знакомый в банке работал, через него часть обменял, а остальное так и пропало. Ты думаешь, что-то изменилось? Они опять копят на чёрный день. Вот увидишь, будем уезжать, бабка варенье десятилетней давности совать начнёт и мелочь в кармане перебирать, если я откажусь, она даже полезет с поцелуями.

— Ладно тебе, завелась, ты лучше скажи, как тебе Мандрыка?