Ольга Приходченко - Одесситки

— А плавать в нём можно?

— Только если хорошо умеешь, течение будь здоров, против — вообще мало кто пробует, и водоворотов полно, слышишь, это они так ревут. Не боись, ребята подстрахуют.

— А сама?

— Сейчас увидишь.

Мальчишки с тарзанки, привязанной к ветке громадного старого дерева, нависшего над рекой, по одному попрыгали в воду. Галка следом за ними ухватилась за край каната, немного покачалась и, долго не раздумывая, спрыгнула. Турунчук мгновенно понес их за собой. «Ну и отчаянная моя подруга», — подумала я. Повторить ее подвиг не решилась, зачем? С моим новым кавалером мы остались одни на берегу. Сидели молча, и вдруг Мандрыка вскочил и так галантно подаёт руку «даме сердца», мол, спустимся ниже. Дама, смущаясь, осторожно пробует воду. Ой, ледяная, мурашки по телу, паренёк объясняет, за ночь остыла, это только поначалу она холодной кажется. Фу, ноги проваливаются в чёрную грязь, она даже меж пальцев пролазит противно, ещё всякие ветки, растения, не порезаться бы. Плюх! Вода обожгла тело, сердце усиленно забилось, заработали сами по себе руки и ноги. А ведь Галка права. Красота! Лежишь, отдыхаешь, река тебя сама плавно, ласково несёт, ты только любуешься небом, деревьями, парящими над Турунчуком птицами...

— Поворачивай к берегу, а то унесёт далеко, — командует Вовка.

— Пусть, так хорошо!

— Там камыш и топь, не выберешься.

Приходится подчиниться. Вовка помогает вылезти на берег, ноги опять в грязи, поддерживает, чтобы удобней было ее смыть. Медленно возвращаемся к нашему месту. Боковым зрением потихоньку осматриваю своего кавалера. А что, хорошо сложен, строен, смугл, и лицо симпатичное — мужественное. Меня, чувствую, стесняется, неужели влюбляется. Интересно наблюдать, как это происходит с другими, но когда с тобой... Как-то не по себе становится, даже в сердце кольнуло. От своих печальных мыслей я громко вздохнула, юноша крепче сжал мою руку.

Собравшись все вместе, переплыли на остров, к старой разбитой лодке, под которой был запрятан незатейливый скарб: железное ведро, дырявая выварка, старая, многократно паянная кастрюля, в которой лежала пачка соли, вязка горького стручкового красного перца и спички. Всё это добро аккуратно было завёрнуто в дырявое выгоревшее женское пальто. Нам с Галкой ребята поручили собрать сухих веток побольше, а сами стали подныривать под берег, ища руками норки с раками. С заданием мы справились быстро и принялись перебирать раков, маленьких сбрасывали назад в речку, а покрупнее складывали в ведро. Костёр вспыхнул мгновенно, мощно затрещали сучья, обдавая нас едким дымом. Мой «жених» отодвинул меня от огня, по-хозяйски усадил на пальто, служившее подстилкой. Галка посмотрела в нашу сторону и, как мне показалось, хитро улыбнулась. Наверное, хотела рассмеяться, но сдержалась.

Первое полное ведро с ярко-красными красавцами вылили прямо на зелёную траву. Мандрыка ловко чистил раков, подавая мне полосатые шейки, а сам впивался ртом в тельце под панцырем. Как только все съели, мальчишки принялись нырять за следующей партией, а мы, опьяневшие от чистого воздуха, голубого неба, яркого солнца, с полными брюшками вкуснейших свежих раков, валялись на траве, не в силах подняться. От вида движущихся облаков кружилась голова, вековые вербы с их бархатно-перламутровыми листочками опус кались вдоль всей реки, и, шелестя ими, казалось, пели только им одним понятную песню.

С острова видны были плавни, ветерок причудливо сбивал пух с пушистых головок камыша, напоминая сошедшего с ума художника, который, не успев нарисовать, здесь же уничтожал своё творение. Неугомонные кавалеры опять развели почти погасший костёр. В этот день мы осилили ещё три ведра, губы вспухли, язык еле ворочался, ногти обломались. Появились проклятые оводы, даже сквозняк, который прилично обдувал остров, не мог отогнать их. Устав валяться на солнце, мы с Галкой передвинулись в тенёк, чувствуя себя и внутри и снаружи уже тоже отварными раками. Забыли про все на свете — про дом, институт, даже родную Одессу, говорили о том, что попали в совсем другую страну, живущую по своим собственным законам тысячи лет, слава Богу, без вмешательства человека.

Мне было странно и как-то не по себе, что прежде никогда даже не слышала о такой реке, как Турунчук. Правда, бабка много рассказывала о красотах великого Дуная, его необыкновенных берегах и городах, да и на картинах видела. Но, оказывается, есть места поближе, чем Дунай, и не менее красивые, где просто невозможно глаза оторвать, каждый вид — готовая картина. Не такой он и широкий, Турунчук, но что-то есть в нем сказочно-величественное, родное-милое, в него можно влюбиться, как в человека, мужик он, этот Турунчук. Днепр вот тоже мужик, я любовалась им в Киеве, в Запорожье, конечно, богатырь, никто не спорит, даже «редкая птица долетит до середины», а уж как он «реве та стогне Днипр широкий», и говорить нечего. Проехали прошлым летом со школой на автобусе через плотину Днепрогэса — непередаваемое зрелище. Бедный Днепр, люди запрягли тебя на службу, как ломовую лошадь, и не дают продохнуть. Вечный раб его величества человека.