Ольга Приходченко - Одесситки

Длинная процессия двигалась за грузовиком, в котором находился обитый красной материей гроб с телом деда. Впереди несли его награды, потом венки, следом медленно шли провожающие, и замыкал всё это шествие оркестр. Звуки траурного марша разрывали душу, все плакали. Даже чужие люди на улице стояли вдоль тротуаров и смотрели, вытирая глаза. Все сетовали, что дедушка ещё совсем молодой мужчина, ему исполнился всего только 61 год. О той трехкомнатной квартире, которую мы отмывали на 7-й станции Большого Фонтана, старались не вспоминать. Алка прямо заявила, что специально ждали смерти деда, чтобы вычеркнуть его из очереди и не дать квартиру. Её распределение в институте добило маму. Она и так еле таскала ноги. Куда ехать? Выбор «замечательный», от Певека до Диксона. Девчонки, которые вместе с Алкой заканчивали институт инженеров морского флота, повыскакивали замуж. А наша героиня, тридцать девять килограммов живого веса, с вечным насморком от соляного склада должна ехать по назначению на Крайний Север, оставив больных бабушку, мать и младшую сестру.

Все мои «гульки» в городском саду, новые друзья и первый мальчик, предложивший мне дружбу, вылетели у меня из головы. Кроме того, я была не их поля ягода. Ещё летом, куда ни шло, жарко, все в сарафанчиках, а осенью все выпендрились в обновки. Да какие! Олька длинная из Пассажа, та вообще выглядела потрясающе. Наверное, вещи своей мамы понадевала и воображала. Я не только больше в горсад не ходила, но и старалась в школе на переменках не выходить в коридор, избегала любых встреч с Витей Ксензовским.

На дедушкины сорок дней пришли старые ветераны пароходства и порто-флота. Мама, как могла, накрыла стол, люди ведь пришли помянуть после работы. В кухне на Нонночкиной кровати они свалили свои промокшие за несколько суток бушлаты и фуражки. Один всё время бегал, распрямлял их, чтобы подсохли хоть немного. Бабушка не выдержала и сказала, что напрасно старается, всё равно не высохнет. И показала на стену с окном, на которой каждую осень выступала зелёная сырая плесень. Выпивая, они расхваливали своего покойного товарища, что таких работников, как наш дедушка, теперь в порту не осталось. Как его ставят молодёжи в пример, на всех собраниях, во всех экипажах. Как он боролся с морем при строительстве нового Ильичёвского порта, будто стоял насмерть, словно во время войны, не щадя себя.

Здесь бабушка побурела, вся напряглась и в сердцах, глядя на фотографию деда, не стесняясь, выпалила: «Пава, муж мой, царство тебе небесное, ты жизнь отдал Родине, партии. И твои товарищи всё оценили, не забыли тебя, пришли помянуть. Новую квартиру, которую ты так ждал, ты всё же получил — законные два квадратных метра, дождался, наконец. Жди меня, я постараюсь скоро к тебе перебраться». Потом она достала скоросшиватель, в котором были собраны документы осмотра нашей квартиры за все послевоенные годы, и торжественно вручила опешившим друзьям. Что здесь началось! Они повскакали со своих мест, стали ругаться между собой. Клялись, что так дело не оставят. С этими клятвами, какие-то пристыженные, они ушли, напялив на себя мокрые вонючие бушлаты.

— Ну и чего ты добилась? — как всегда опоздавший, пришедший к «шапочному разбору», не мог успокоиться бабушкин сын Лёнька. — Они-то ни при чём, они ни в чём не виноваты. Мать, нельзя так разговаривать с людьми.

Но тут бабка как заведётся. И как понеслась. Что она уже ничего не боится, хватит, я своего давно отбоялась, кричала обезумевшая бабушка. Мне так не терпелось вставить и свои двадцать копеек, но я не решилась. Да кто бы меня услышал. Бабушка не выдержала тогда, когда подвыпивший матрос Гришка, до смерти дедушки носивший нам паёк, сказал, что теперь в нашу сторону ему ходить не приходится, а то бы обязательно навещал бабушку. Никогда ни у кого не ел такого вкусного борща. Теперь он возит паёк деда новому капитану баржи, молодому пацану, тому дали квартиру на 7-й станции Большого Фонтана. Так там молодуха капитана даже на порог Гришку не пускает. Он по глупости своей не понял, что сболтнул лишнего. Вот отчего бабушка взорвалась. А ей после смерти дедушки в бухгалтерии ещё долга насчитали три тысячи, не отчитался за какую-то рабочую одежду. Куда делись расписки членов команды, что они эту робу получили, неизвестно. Команду расформировали, концов не найти. Новый капитан ничего не знает. Досталось тогда всем от бабки — и маме, и Лёньке, и Алке. На меня она только метнула обезумевший взгляд, схватилась за бок и стала падать. «Скорая помощь» хотела увезти её в больницу, но она отказалась: «Дома помирать буду».