Френк Слотер - Чудо пылающего креста

— Кто следующий? — насмешливо осведомился Константин, пока, воя от боли, Трофим по-крабьи полз на четвереньках к отворенной двери мясной лавки, принадлежавшей его отцу.

— Ну а ты, Сиск, — адресовался он к мальчишке, который насмехался над его родством с императором Клавдием Готиком, — ты-то как оказался в такой компании? Ведь я считал тебя своим другом.

— Трофим говорил, что мы только посмеемся над тобой, — промямлил тот, — Мы не знали, что он с ножиком.

Константин наклонился, чтобы подобрать нож, и в этот момент, держа в руке здоровенный резак для разделки туш, из лавки выбежал ее владелец — тучный, с двойным подбородком и раздувшимися от гнева щеками, лавочник.

— А, попался с поличным! — заорал он. — Я тебе покажу, как кидаться на людей с ножами!

Прежде чем Константин смог ему возразить, один из наблюдателей, тот, что был пониже ростом, дал шпоры коню и выхватил длинный кинжал, какие нередко носят путники для защиты от воров.

— А ну-ка брось резак! — потребовал конный и, поскольку мясник не захотел тотчас повиноваться, кольнул его кинжалом в жирную шею, отчего тот, взвыв от боли и ярости, сразу же выпустил нож из рук.

— Этот негодяй напал на моего сына, господин, — ревел лавочник. — Взгляните, что у него в руке. Видите?

— Это нож твоего сына, и именно он напал первым, — спокойно возразил второй всадник. Константин обернулся, чтобы поблагодарить своего защитника, и глаза его так и засияли от счастья.

— Вранье! Вранье! — брызжа слюной, надрывался лавочник. — Глядите, у него в руке…

— Ты смеешь говорить, что цезарь Констанций лжет? — Мужчина с кинжалом снова наградил мясника уколом в шею.

— Це…? — Лавочник вытаращился на второго всадника, колени его вдруг подогнулись, тело обмякло, и он тяжело опустился на землю. — Но, благородный…

— Передай ему нож, Флавий, — все так же спокойно обратился Констанций к сыну, — И тот длинный резак тоже.

Константин поднял резак и отдал разделочные ножи мяснику, пальцы которого так дрожали, что ему едва удавалось удержать оба лезвия в руках.

— И чьи же инициалы вырезаны на рукоятках? — строго спросил Констанций у лавочника.

Бледный от страха, тот вгляделся в инициалы и снова побагровел от гнева.

— М-м-мои, — пошевелил он дрожащими губами. — Но ведь…

— Твой сын поднял руку с ножом — твоим мясницким инструментом — на моего сына, — с презрением заключил Констанций.

— Как! На вашего сына?! — Казалось, лавочник вот-вот свалится без чувств. — Но ведь люди болтают…

— Кто бы ни были эти люди, теперь ты знаешь, что они не правы, — отрезал Констанций. — Флавий Валерий Константин — мой сын, рожденный в священном браке.

Он ловко спрыгнул с лошади и откинул за спину свой дорожный плащ, пурпурный цвет подкладки которого выдавал в нем военачальника высокого ранга. Кучка зрителей встретила это благоговейным ропотом, но Констанций, не обращая на них внимания, бросил вожжи своему спутнику и нежно, с любовью сжал руку сына чуть выше локтя.

— Надеюсь, обычно ты находишь своим свиткам лучшее применение, — с улыбкой заметил он. — Впрочем, возможно, это я упускал из виду, каким ценным оружием они могли бы стать для моих солдат.

— Прежде я ни разу их так не использовал. — В глазах Константина сверкнула гордость за своего красавца отца, — Завтра учитель Лукулл наверняка накажет меня розгами, но дело стоило того. — Он повернулся к другому: — Можно я поведу лошадь отца, дядя Марий?

— Конечно. — Марий бросил ему повод, и он ловко и со знанием дела подхватил его.

— На этот раз ты сможешь погостить у нас подольше, отец? — поинтересовался Константин, когда они оказались за пределами центра города.

— Боюсь, что нет — я лишь на одну ночь. У меня важные новости. Твоя мать сейчас дома?

— Если и не вернулась, то скоро будет. В это время дня она иногда ходит молиться в храм, вон туда, — Кивком головы Константин указал на строение с медной крышей, — Только теперь его называют церковью.

— Как я понимаю, ты этого не одобряешь?

Константин пожал плечами.

— Христиане — хорошие люди, матери они нравятся. Но у воинов бог — Митра, а император требует поклоняться Юпитеру.

— Так оно и есть, — трезво согласился Констанций. — Тебе еще, пожалуй, слишком рано делать выбор. Позже у тебя еще будет на это время — когда сам станешь воином.

Константин позабыл обо всем, что касалось вопроса религии, когда другая, более волнующая тема — собственная военная карьера — захватила его мысли. С ранних детских лет, когда он еще размахивал деревянным мечом, вырезанным для него дядей Марием, который был адъютантом отца до ранения, положившего конец его военной карьере, Константин никогда ничуть не сомневался, что пойдет по стопам своего родителя, римского военачальника, и однажды станет августом, императором, как и его замечательный предок Клавдий Готик; однако эту гордую мечту он хранил в глубочайшей тайне и никому ее не поверял.