— А где твоя мать? — спросил Галерий.
— В Дрепануме, со своей семьей.
— Помню ее хорошо, когда она была буфетчицей в Вифинии.
И снова Константин внутренне призвал себя к спокойствию, теперь уже твердо уверенный, что Галерий подбивает его на резкость, которая и станет уважительной причиной для наказания.
— Ну что ты за сын? — с издевкой усмехнулся Галерий. — Тебя даже не возмущает, что твой отец бросает твою мать?
— Она вполне обеспечена, — спокойно отвечал Константин. — Мы с ней понимали, что волей императора Диоклетиана отец должен с ней развестись и жениться на дочери Максимиана-августа.
Последнюю половину предложения он прибавил с умыслом — чтобы напомнить Галерию, что он находится под государственной защитой по приказу самого Диоклетиана. И увидел, что его выпад достиг своей цели: Галерий напряженно сощурился и постарался сдержать свои эмоции. Север ничего не сказал, но промелькнувшая на его лице улыбка одобрения ободрила Константина: теперь он знал, что в высоких сферах у него есть хотя бы один друг.
— Тогда убирайся, — резко приказал Галерий. — И скажи там моему адъютанту, чтобы явился ко мне.
Когда Константин вернулся на учебный плац, демонстрация уже закончилась, и зрители расходились. Войдя в служебную комнату Дация, в конце многооконной казармы, он удивился, увидев там дядю Мария.
— Я утром присутствовал на показательных учениях, — пояснил ему дядя. — Тебя с поля провожал посыльный примерно в то же время, когда ушел и Галерий. Вот я и решил, что тут, возможно, какая-то связь. Сюда я зашел, чтобы у Дация разузнать, что случилось.
— И увидел, что я в таких же потемках, как он, — признался Даций. — По всем правилам показательного боя, трубачу Галерия следовало бы прекратить это дело, когда твоя лошадь пала. Что он тебе сказал?
— Он хотел узнать, почему я не убил Крока.
— Галерий понимает, что, если бы здесь, в Никомедии, Крока убили, люди его отца почти без всякого сомнения затеяли бы кровавую вражду с армиями твоего отца в Галлии… — Даций остановился, не договорив, и тихонько присвистнул. — Клянусь крыльями на пятках самого Меркурия, тут-то и должна заключаться разгадка.
— Разумеется, — согласился Марий. — Даже войскам известно, что Констанций куда как самый лучший полководец в империи, и Галерий живет в постоянном страхе, что после отречения Диоклетиана не быть ему старшим августом.
— Или что Диоклетиан поймет, насколько он неспособный, и не сложит с него порфиру, — согласился Даций.
— Мне все это как-то не совсем ясно, — признался Константин.
— Крок — опытный воин, — стал растолковывать Даций, — и шансы были в его пользу. Если бы во время так называемого показательного выступления он убил тебя, войска Констанция считали бы виновным племя Крока, и вспомогательные части в Галлии могли бы дойти до бунта. С другой стороны, если бы ты убил Крока, галльские племена обвинили бы твоего отца. В обоих случаях Галерий чувствовал уверенность в том, что он сможет выиграть, позволив показательному бою стать чем-то более серьезным, надеясь, что Крок потеряет голову — как и случилось — или что ты разозлишься и будешь драться насмерть.
— Почти так и было.
— Мы можем радоваться, что все обошлось так хорошо, — с пылом сказал Марий.
— Я рад, что этому конец, — согласился Даций.
Но этому еще не было конца, как убедился Константин, возвратясь в казарму несколькими днями позже и застав Крока за упаковкой своих вещей.
— Ты куда собрался? — поинтересовался он.
— На родину, в Галлию.
— Твой отец прислал за тобой?
— Нет. Цезарь Галерий уволил меня из армии.
— На каких основаниях?
— Он же цезарь. Какие еще нужны ему основания?
— Но тебе хоть объяснили причину?
— Даций говорит, это потому, что я на днях тебя не убил, или потому, что ты не убил меня. Как ни крути, а мне это непонятно.
— Все очень просто, — проговорил Константин и рассказал ему о своей беседе с Галерием.
— Так вот в чем дело. — Крок недобро усмехнулся. — Нас двигают по доске, как фигуры в какой-то игре. И никому из нас нечего особо сказать, в какой переплет мы угодили.
— Почему бы тебе не обратиться к императору?
— Даций уверен, что это не помогло бы. Нет, дружище Константин. Моей карьере в римской армии конец, ну и пусть. Я даже в каком-то смысле счастлив. — Кроку удалось улыбнуться, — Чему я действительно рад, так это тому, что ты меня не прикончил. А если бы я тебя убил, никогда бы себе этого не простил.
Читать дальше