Помня наказы Дация, Константин увернулся от острия его копья и одновременно подтянул щит поближе к телу. Копье ударило в щит и прошло вскользь, издав резкий скрежещущий звук, Константина всего встряхнуло, но он удержался в седле. Этот неожиданный ход тем не менее сбил его с прицела, и он лишь едва коснулся копьем щита противника, когда их лошади проносились мимо друг друга почти прямо напротив трона Галерия.
Живо сдвинувшись набок и подтянув щит, Константин избежал участи оказаться сброшенным на землю, но эта внезапная перемена в положении тела соперника осложнила Кроку задачу управления своим копьем, и оно, скользнув по щиту, опустилось. Удар, как почувствовал Константин, пришелся по лошади прямо за седлом, он услышал глухой скрежет металла о кость в глубине лошадиного крупа.
Рана была смертельной, и, когда умирающее животное стало оседать на передние ноги, Константину ничего не оставалось делать, как, пользуясь древком копья как шестом, выскочить из седла, прежде чем оказаться придавленным лошадиной тушей. Он приземлился недалеко от несчастного животного, но его щит и оружие все еще были при нем. Кроку тем временем удалось вытащить копье из тела умирающей лошади.
Когда галльский вождь отъехал шагов на сто, Константин взглянул туда, где сидел на троне Галерий со стоящим рядом трубачом. Он ожидал услышать звук горна, который положил бы конец теперь уже явно неравной схватке, но труба молчала. И, как бы очнувшись от сна, он осознал, что Галерий и не намерен ее прерывать, каков бы ни был финал.
Быстро повернув голову, Константин увидел Крока, снова несущегося на него с нацеленным для следующего удара копьем. Общая инерция коня и всадника теперь уже не оставляла Константину почти никакой надежды избежать серьезного ранения или даже смерти. К счастью, как раз вовремя он вспомнил об уловке, с помощью которой гоплиты, тяжеловооруженные пехотинцы Александра Македонского, ухитрялись отражать стремительные атаки персидской кавалерии.
Крок был уже совсем рядом, когда Константин вдруг стал на колени и опустил задний конец копья на землю, приподняв наконечник, на который Крок тут же со всего маху и напоролся щитом. Копье зарылось в землю, буквально вырвав Крока из седла за счет силы его же собственной инерции. Кувыркнувшись в воздухе, он шлепнулся на землю чуть ли не у самых ног Константина — без копья, с расколотым пополам щитом, болтающимся у него на руке. Это внезапное падение вышибло у него весь дух, и он лежал на поле, ошеломленный и беспомощный. Вытащив меч, Константин пересек разделяющее их небольшое пространство и встал над телом галльского вождя, касаясь концом клинка его благородного горла.
Смутно Константин услышал, как шумно взорвалась толпа у него за спиной, понуждая его к убийству. На мгновение в глазах у него помутилось от бешеной злости — на Крока за то, что тот так разошелся и чуть не превратил показательную схватку в настоящее кровавое столкновение, и на цезаря Галерия за то, что тот не остановил поединка. Его рука с мечом у горла Крока напряглась еще больше, и Константин увидел каплю крови, появившуюся из-под его острия. По глазам Крока, внезапно загоревшимся страхом, он понял, что друг соображает, как сильно его искушение под крики беснующейся толпы вогнать ему в горло меч и этим окончить спор, как и желательно было публике. Но искушение быстро прошло, и Константин, вложив меч в ножны, нагнулся и помог Кроку подняться на ноги. Этот поступок оказался встречен ревом недовольства, но ему стало наплевать на зрителей, да и на Галерия тоже — ведь он же должен был прекратить эту схватку, прежде чем она из показательной не превратилась чуть ли не в смертельную.
Крок от падения пострадал больше, чем об этом догадывался Константин. Когда он покачнулся и едва удержался на ногах, его молодой друг одной рукой обнял своего недавнего соперника сзади за плечи, и тот захромал по полю, поддерживаемый Константином, под улюлюканье кровожадной толпы. А тем временем Даций послал конюхов поймать коня Крока и одновременно перерезать горло издыхающей лошади Константина, перед тем как уволочь ее с поля. Как только очистили место перед троном, звук трубы возвестил о начале следующего демонстрационного номера.
В другое время Константину стало бы интересно увидеть это: группа легионеров-иллирийцев демонстрировала свое умение владеть маттиобарбулами — соединенными в пары свинцовыми шарами, которые традиционно были на вооружении у воинов Далмации. Мальчишки начинали учиться метать это странное изобретение, как только у них появлялось достаточно силы, чтобы поднять его. А к тому возрасту, когда пора было поступать на военную службу, они уже вполне могли уложить человека этим чрезвычайно опасным оружием, раскрутив на короткой цепи грозные шарики.
Читать дальше