Альфред Теннисон - Королевские идиллии

Все думалось ему, как бы получше

Сказать Изольде о своей женитьбе.

Скорей всего, не слышала про свадьбу

Она в уединенном Тинтагиле,

Далеком от придворной болтовни.

Но что же погнало его за море,

Когда он потерял Изольду? Имя?

И было ль это – имя той, другой

Изольды, дочки короля Бретани?

Той, прозванной Изольдой Белорукой?

Он поначалу именем чудесным

Пленился, а потом – самою девой,

Которая так прислужить умела

Ему своими белыми руками

И так его любила, что и сам он

Подумал: «Я влюблен», и с легким сердцем

Женился, но с таким же легким сердцем

Расстался с нею и назад вернулся.

Его влекли домой глаза ирландки

И волосы ирландки смоляные

С отливом в синь. Не диво ль? Так что он,

Челом примяв листву, предался грезам.

Ему казалось, что, идя по брегу

Бретонскому с Изольдою британской

И со своей женой, он ожерелье

Рубиновое вынул, и они

Бороться стали за него. И камни

С такою силой сжала королева,

Что стала красною ее рука.

Тогда бретонка крикнула: «Взгляни!

Ее рука красна. То – не рубины,

То – ледяная кровь в ее руке,

Горячей от безумного желанья,

Растаяла. Моя ж рука, взгляни,

Свежа, цветку подобно, и бела!»

Тут их орлиные накрыли крылья,

И дух малютки вдруг заплакал, ибо

Те двое разорвали ожерелье.

Затем пригрезился ему Артур

И сотня копьеносцев с ним. Отряд

Скакал по бесконечному болоту

Сквозь камыши мимо сверкавших луж

И мимо желтоватых островков,

Пока закат, широкими крылами

Накрывший это гибельное место,

Не высветил огромнейшего замка

С бойницами. Вход в замок был открыт,

И слышался оттуда рев разгульный.

Там под охраною болот беспечно

Разбойники в кругу девиц распутных

Орали песни пьяные. «Глядите!» —

Вскричал один из юношей Артура,

Ибо на дереве сухом и страшном

Висел невдалеке собрат их славный

По Круглому Столу, подле него —

Щит на суку [203](на черном его поле

Кровь запеклась), а чуть подальше – рог.

Так разъярились рыцари, узрев

Златую обесчещенную шпору,

Что каждый уж готов был дунуть в рог

И щит поднять для штурма. Но Артур

Их осадил и поскакал один.

От резких звуков рога-великана

Заволновалось зеркало болота

И взмыли в поднебесье тучи птиц

Кричащих. Тотчас Красный Рыцарь – весь

До кончика копья и гребня шлема

В броне кроваво-красной – показался

Из врат и заорал на Короля:

«Эй ты, по ком давно уж плачет ад!

Не тот ли ты Король с душой скопца,

Угодник женский, что с такой охотой

Из мира выстриг мужество? Будь проклят!

Был рыцарем твоим заколот брат

Моей любовницы, и я, который

Слыхал ее вытье и вопли, – ибо

И у меня душа оскоплена —

Убийцею поклялся, скорпионом,

Что вертится в аду и сам себя

Хвостом до смерти жалит, твоего

Любого рыцаря, кого бы мне

В сраженье удалось свалить с коня,

Повесить. Ты Король? Так защищайся!»

Он смолк. Артуру голос был знаком.

Шлем часть лица скрывал, но имя [204]где-то

Блуждало в дебрях памяти Артура.

Не снизошел Король до примененья

Меча иль слова, но зато позволил

Пьянчуге, поскакавшему к нему,

Чтобы пронзить его своим копьем,

С коня свалиться и упасть в болото.

Как гребень набегающей волны

В глухой ночной тиши на брег песчаный

Обрушивается, и клочья пены

Вода разносит далеко кругом,

Сама ж уходит медленно в песок,

Пятнистый от луны и облаков,

Так великан главою рухнул вниз.

Тут рыцари, воинственно крича,

Набросились на пьяного гиганта

И растоптали в кровь его лицо,

И голову в трясину погрузили,

При этом сами вымазались илом.

За криком не услышав Короля,

Они вломились в замок и рубили

Мечами всех подряд, мужчин и женщин,

От пьянства отупевших, и крушили

Столы с вином, и стольких умертвили,

Что своды сотряслись от женских воплей,

А по полу текли потоки крови.

Тогда, на вопли воплями ответив,

Они тот замок подожгли, и пламя,

Взлетевшее от северного ветра

До самых звезд, к Алькору с Эйлиотом [205],

Осенней ночью красным озарило

И сто озер вокруг, чьи воды были

Как те, что видели Моавитяне [206],

И складки дюн к востоку от озер,

И плещущееся лениво море.

И стали безопасными дороги,

Но в сердце Короля царила скорбь.

И тут Тристрам проснулся. Сон кровавый

Куда-то канул, и опять вернулись

Шалаш убогий и стенанья ветра.

Воитель свистнул верного коня,