Альфред Теннисон - Королевские идиллии

И шлем сняла разбитый, и согрела

Безжизненные руки, и, стеная,

Роняла слезы на его чело

В крови запекшейся. Лицо Артура

Казалось белым, словно бы бесцветным,

Как бледная луна в высоком небе,

К которой прикоснулся луч зари.

На наколенниках его и латах

Набедренных сверкали капли крови.

А светлые светящиеся кудри,

Что делали его лицо похожим

На солнце в вышине над местом тронным,

Покрыты были пылью и висели

Свалявшимися прядями, смешавшись

С усами и бородкою вкруг уст.

Поверженной колонною лежал

Король Артур, совсем не походя

На прежнего властителя, который

Всегда был весь – от шпор и до плюмажа,

С копьем наперевес – звездой турниров

И гарцевал на камелотском поле

Перед очами дам и королей.

И возопил храбрец сэр Бедивер:

«Мой государь Артур, куда идти мне?

И где укрыть свое чело и очи?

Закончились благие времена,

Где каждый день рождался новый подвиг,

А каждый подвиг рыцаря рождал.

Таких времен мир не знавал с тех пор,

Когда вела звезда волхвов с дарами.

Однако ныне Круглый Стол, который

Был символом могущества, распался.

Я – в нем последний рыцарь, я – один,

И темные ждут дни меня и годы

Средь чуждых лиц и средь иных умов».

И медленно Артур ответил с барки:

«Уйдет былой порядок – будет новый.

Господь ведет нас многими путями,

Чтоб ни один обычай, даже добрый,

Не ввел в соблазн сей многоликий мир.

Утешься сам. Мне ль утешать тебя?

Я прожил жизнь, и сделанное мною,

Быть может, Он очистит. Ну а ты,

Коли меня уже не встретишь боле,

Молись о грешном Короле Артуре.

В молитве больше силы, чем считают.

Молись! Пусть голос твой и день, и ночь,

Подобно роднику, не умолкает.

Чем были б лучше мы овнов и коз,

Чья жизнь слепа и смысла лишена,

Коль, веруя, не воздевали б руки

В молитве за себя и за друзей?

Ибо весь мир цепями золотыми

Людских молитв к стопам Творца прикован.

Прощай! Я ухожу в далекий путь

Со всеми, кого видишь ты, – хотя

Мой разум все же замутнен сомненьем.

Я ухожу на остров Авалон,

Где не бывает ни дождя, ни снега,

Ни воющего ветра. Он лежит

Весь в зелени, счастливый и прекрасный,

В густых садах и рощах утопая,

Спускающихся к теплым водам моря…

Вот где я исцелюсь от страшной раны».

Так молвил он, и сей же миг на барке

Взлетели весла, парус поднялся,

И барка поплыла как лебедь статный,

Который, исступленно выводя

Песнь смерти, бьет холодными крылами

И лапами перебирает воду.

А Бедивер, былое вспоминая,

Стоял на берегу, покуда барка

Не стала точкой на краю рассвета

И вдалеке не замерли рыданья.

И так был поражен сэр Бедивер

Вдруг наступившей мертвой тишиной,

Что громко закричал: «Король ушел!»

И странный стих тотчас в себе услышал:

«Из бездны в бездну переходит он» [229].

Тогда покинул берег Бедивер

И, медленно поднявшись на уступ,

С которого корабль еще был виден,

Воскликнул: «Он отправился туда,

Где станет вскоре властелином мертвых,

Когда же он излечится от раны,

То к нам вернется. Ну а если нет?

О горе! Неужели никогда

Три королевы в черном, что кричали

И плакали сейчас на черной барке,

Три королевы, на которых мы

Взирали с восхищением в тот день,

Когда они, сиянием одеты,

Стояли молча подле его трона,

Ему в его беде помочь не смогут?»

И тут из дальней дали [230]еле слышно —

Уже как будто из другого мира —

Последним эхом горестных рыданий

Вдруг звуки донеслись, как если б некий

Чудесный город встретил ликованьем

С войны вернувшегося государя.

Тогда, сойдя с уступа, Бедивер

Взошел на верх скалы и вновь увидел,

Из-под ладони напряженно глядя

(А может, показалось, что увидел),

Песчинку, что Артура уносила

Все дальше по бескрайнему простору,

Все мельче с каждым мигом становилась

И, наконец, пропала в свете солнца,

Приведшего с собою новый год.

О, верная своей монаршей сути

И верная стране, как та – тебе,

Свидетельствуй о незабвенном дне [232],

Когда переболевший лихорадкой

И бледный принц, который, удержав

С большим трудом на полпути к могиле

Чуть тлеющую жизнь, с тобою шел

Мимо твоих людей и их любви,

И прокатилась радости волна,

Усиленная в три миллиона раз,

По Лондону, и крики толп людских

На всем пути приветствовали вас!

Свидетельствуй и о неслышных просьбах