Альфред Теннисон - Королевские идиллии

И выкован был Девою Озерной.

Над ним она трудилась девять лет

В глубинах, где подножья гор сокрыты».

Какой-нибудь старик так, верно, скажет,

К себе желая вызвать уваженье.

А так все пропадет – и честь и слава!»

Так он сказал, ибо считал, что прав,

И спрятал меч Экскалибур вторично,

И снова возвратился к Королю,

Король промолвил, тяжело дыша:

«Что видел ты на озере? Что слышал?»

Храбрец сэр Бедивер ему ответил:

«Видал волну, бегущую к утесу,

Слыхал воды журчанье в тростнике».

Воскликнул в ярости Король Артур:

«Не рыцарь ты, а жалкий и злонравный

Обманщик и предатель! Горе мне!

Слабеющий Король теряет власть

В глазах того, кто некогда склонялся

Перед монаршей волей. Вижу я

Теперь тебя насквозь, ведь ты – последний

Из рыцарей, оставшихся со мною,

И мне обязанный служить за всех —

Ты из-за драгоценной рукояти

Мне изменил, то ли от страсти к злату,

То ли прельстившись блеском, как девица.

И все же долг не выполнивший дважды

Его исполнить может в третий раз…

Иди! Но если снова меч не бросишь,

Встав, собственной рукой тебя убью!»

И встал сэр Бедивер, и побежал,

И, спрыгнув со скалы, нырнул в тростник,

И меч схватил, и, с силою вращая,

Швырнул его. Огромный этот меч,

Извергнув стрелы молний в лунном свете,

Весь засверкал и, описав дугу,

Разлился в небе северным сияньем,

Какое возникает там, где ночью,

Столкнувшись, ледяные острова

Грохочут на все Северное море.

Вот как Экскалибур сверкал и падал!

Но прежде, чем упал он, поднялась

Из глуби озера – в парче белейшей —

Таинственная дивная рука,

И меч схватила, и, взмахнув им трижды,

С собою утащила в бездну вод.

А рыцарь возвратился к Королю.

И, задыхаясь, вымолвил Артур:

«Твой взгляд мне говорит – ты все исполнил.

Так расскажи, что слышал ты иль видел?»

Храбрец сэр Бедивер ему ответил:

«Король, смежил я веки, чтоб алмазы

Мне больше не смущали душу, ибо

Вовек не видел я и не увижу

Ни тут, ни там – нигде до самой смерти —

Хоть проживи три жизни я земных,

Чудес таких, как эта рукоять.

И раскрутил я меч двумя руками,

И с силою швырнул. Когда же вновь

Открыл глаза, то, вижу, поднялась

Из глуби озера – в парче белейшей —

Таинственная дивная рука,

И меч схватила, и, взмахнув им трижды,

С собою утащила в бездну вод».

И, тяжело дыша, сказал Король:

«Конец уже мой близок. Мне пора.

Подставь скорее плечи и снеси

Меня на берег. Я боюсь, что рана

Совсем застужена, и я умру».

Промолвив это, не спеша, с усильем,

На руку опираясь, он привстал,

И синие глаза его глядели,

Как на холсте, с тоскою. Бедивер

Смотрел с великой болью на него

Сквозь слезы и хотел заговорить,

Но слов не находилось. И тогда

Он опустился на одно колено

И немощные руки осторожно

Себе на плечи положил, и поднял

Артура, и понес среди могил.

Король в пути все время задыхался,

Как человек, которого терзает

Ночной кошмар, когда все в доме спят,

И в ухо Бедиверу беспрестанно

Шептал и повторял: «Скорей! Скорей!

Боюсь, что будет поздно, что умру я!»

А тот, дыханье чувствуя Артура,

Ступать старался по тропинке скальной

Как можно мягче, и средь скал промерзших

Казался не обычным человеком,

А великаном. Море за спиною

Он слышал, а перед собою – крик.

И, подгоняем думой, как стрекалом,

Все шел вперед. Его броня звенела

Холодным звоном в ледяных пещерах

И в мертвых черных безднах. А с боков

Ему нагие скалы отвечали,

Когда ступал он по уступам скользким,

Звенящим от ударов его шпор.

И вдруг внизу Король и Бедивер

Гладь озера узрели, над которой

Сияла серебристая луна.

И темная в воде стояла барка,

Вся целиком – от носа до кормы —

Как будто бы в покрове погребальном.

На ней виднелись статные фигуры

В одеждах черных, в черных капюшонах,

Видениям подобны. И средь них —

Три королевы в золотых коронах…

К дрожащим звездам крик их возносился,

И мука, в нем звучащая, была

Как ветер, завывающий всю ночь

В земле пустынной, где никто ни разу

С дня сотворенья мира не бывал!

Шепнул Артур: «Снеси меня на барку».

И к барке вниз сошли они. С нее

Три королевы к ним простерли руки

И приняли, рыдая, Короля.

И та из них, что выше всех была

И всех прекрасней, голову его

Себе вдруг на колени положила,

И назвала по имени его,