Альфред Теннисон - Королевские идиллии

Вставай же и, как прежде, победи!»

Король ответил сэру Бедиверу:

«Та битва, что на западе грядет,

Нисколько не похожа на былые,

Где били мы безвестных королей,

Боролись с Римом или гнали орды

Языческие от Стены от Римской.

Несчастная моя судьба – сражаться

С моим народом, с рыцарством моим!

Король, на свой народ войной идущий,

С самим собою бьется! А удар мой,

Обрушенный на рыцаря, что прежде

Меня любил, сражает и меня.

И все ж – вперед! Попробуем найти

Тропинку сквозь слепой туман, который —

С тех самых пор, как я ее увидел,

Лежащую во прахе в Эмсбери —

Окутывает все дороги мира».

И встал Король, и двинул войско в ночь,

И Модреда отряды оттеснил

Назад, к границе самой Лионесса —

К земле, из бездны огненной в былом

Поднявшейся, чтоб в бездну вновь уйти.

Остатки жили там племен забытых,

И горные подножия тонули

В песках прибрежных, движущихся вечно.

За ними кругом призрачным лежало,

Вдали теряясь, стонущее море.

Там некуда уж было гнать войска

И некуда уж было отступать.

И там, в тот день, когда небесный свет

В году слабей всего на землю льется,

У вод пустынных на пустынном бреге

Они сошлись. Артур ни разу в жизни

Еще не дрался так, как в той ужасной,

Как в той последней битве роковой. [228]

Повсюду – на земле и на воде —

Туман стелился мертвенный и белый,

И стыла кровь от холода у тех,

Кто им дышал, и стыли души их

От страха беспричинного. И даже

На Короля смятение нашло,

Ибо не видел он того, с кем бьется.

И друг, и враг – всяк тенью был в тумане,

И друга друг разил, о том не зная.

Кому-то там видения являлись

Из юношеских лет златых, а кто-то

Вдруг лица замечал давно погибших,

Которые за битвой наблюдали.

Немало в том тумане совершилось

Дел благородных и немало низких.

И случай, и находчивость, и сила

Победу в поединках предрешали,

За разом раз вступали в бой войска,

Ломались копья, разрывались латы,

Щиты трещали, лязгали мечи,

И шлемы под ударами секир

Раскалывались на куски, и к Богу

Взывали павшие, что в небеса

Глядели, но видали лишь туман.

Крик рыцарей-изменников и вопли

Язычников, проклятья, оскорбленья,

И сквернословие, и богохульство,

И смрадный запах пота и страданий,

От коего мутило, и мольбы

О свете, и стенанья умиравших,

И мертвых голоса – все-все смешалось

В том непроглядном, гибельном тумане.

Но так же, как на ложе человека,

Который близок к смерти, после криков

Страданья наступает тишина —

От забытья ль, похожего на смерть,

От смерти ли – так и на бреге том

Тишь мертвая настала. И лишь шепот

Вод беспокойных нарушал ее.

Когда ж день скорби стал еще печальней

Пред наступленьем сумерек, задул

Вдруг с севера могучий чистый ветер

И разогнал туман, и вместе с ветром

Приливная волна нашла на берег

И – побледневший – оглядел Король

Все поле битвы. Но никто на поле

Не шевельнулся. Ни один не крикнул

Ему – христианин или язычник.

Лишь волны бессердечные плескались

Меж мертвецов, и тут и там качая

Безжизненные руки и бросая

То вверх, то вниз пустые шлемы павших.

И вздрагивали под напором волн

Мечи, что некогда сражались с Римом,

И разносился по брегам угрюмым

Минувших дней и дней грядущих голос.

И сэру Бедиверу так сказал

Король Артур (он был белей тумана,

Что целый день лежал на поле брани):

«Ты слышишь ли могучий этот голос,

Что сотрясает мир и разоряет

Все наше небольшое королевство

И бьется в лица этих мертвецов —

Моих, – пусть даже и не за меня

Они в бою сегодняшнем погибли?

О Бедивер! Душа моя в смятенье,

Поскольку больше я не знаю – кто я,

Откуда взялся и Король ли я…

Взгляни – перед тобой властитель мертвых!»

Ответил храбрый Бедивер: «Король мой!

Ты – всем Король! И мертвецам – Король!

И для меня, когда уйду я, тоже

Ты Королем останешься. Однако

Пока еще мы живы – ты и я,

Который тебя любит… Но гляди —

Вон тот стоит, который ненавидит

Тебя и кто язычников привел —

Изменник Модред, дом предавший твой!»

Сказал Король: «Мой дом – моя судьба!

Не называй изменником того, кто

Лишь жил со мною под одною крышей.

Мой дом – скорее те, что дали клятву

И, даже этой клятве изменяя,

Меня своим считали Королем.

И хорошо, что ты в мой горький час,

Когда я цель правленья утерял,