Альфред Теннисон - Королевские идиллии

Всё оставался, и они как прежде

Встречались. Но опять она сказала:

«О Ланселот! Коль любишь, уезжай».

Тогда они и порешили: в ночь,

Когда не будет в замке Короля,

Вновь встретившись, навеки распрощаться.

Вивьен, подслушав их, передала

Все Модреду. И встретились они,

И поздоровались, бледны от горя.

И за руки держась, и не сводя

Друг с друга глаз, сидели молчаливо

На самом краешке ее постели.

Да, вот таким был час их расставанья.

Безумное прощание! А Модред, [217]

Под башнею своих людей поставив

Свидетелями, громко закричал:

«Предатель, ты попался! Выходи!»

И выскочил во гневе Ланселот,

И бросился на Модреда, как лев,

И с силою такой его ударил,

Что тот свалился замертво на землю,

И его люди унесли его.

Когда все стихло, молвила Гиньевра:

«Конец! Я опозорена навеки»,

А он: «Нет, это мой позор, мой грех!

Поэтому вставай, и поспешим

В мой укрепленный замок за морями,

Где будешь в безопасности, пока

Я не погибну. Там ценою жизни

Тебя от всего света защищу».

Ответила она: «Ты, Ланселот,

Быть хочешь мне защитой? Не удастся.

С тобою мы, мой друг, уж распрощались.

Меня ты от себя самой не спрячешь.

Позор – на мне, ведь я была женой,

А ты был холост. Так что подымайся,

И полетим. Я в монастырь отправлюсь,

И будь что будет». Ланселот Гиньевре

Подвел коня и, усадив ее,

Вскочил на своего. Они домчались

До перекрестка, там, поцеловавшись,

Разъехались в слезах, и поскакал он,

Во всем ее желанию послушный,

Назад, в свои владенья, а она

Почти всю ночь при свете звезд летела

По пустошам и дебрям в Эмсбери

И слышала, пока сквозь ночь летела,

А может, лишь казалось ей, что слышит,

Как стонут духи пустошей и дебрей,

И все стонала: «Поздно! Слишком поздно!»

Но вот в холодном предрассветном ветре —

Пятно на небе – ворон в вышине [218]

Закаркал, и Гиньевра поняла:

«Он видит поле брани: к нам сюда,

Привлечены непрочностью престола,

С брегов далеких Северного моря [219]

Язычники непрошенно явились,

Чтоб убивать людей и грабить землю».

Добравшись в Эмсбери, она сказала

Монахиням: «За мною по пятам

Идут враги. Примите же меня

И дайте мне приют, святые сестры,

Не спрашивая, кто я. Час придет,

Сама откроюсь». Красота Гиньевры,

Изящество манер и величавость

Сестер очаровали, и они

Решили не расспрашивать ее.

И многие недели королева

Неузнана жила и безымянна

Среди монахинь, с ними не общалась

И горестей своих не открывала

Ни исповедуясь, ни причащаясь.

Одна лишь девушка была к ней вхожа,

Которая прислуживала ей

И болтовней беспечной отвлекала

Ее от мрачных дум. Но в эту ночь

Слух докатился до монастыря

О том, что Модред, заключив союз

С язычниками, захватил престол,

Пока Король сражался с Ланселотом.

«Как же должны, – подумала Гиньевра, —

Меня Король и люди ненавидеть!»

И голову на руки уронила

В молчании. Тут девушка, которой

Молчанье было трудно выносить,

Его нарушив, молвила: «Уж поздно.

Который час, хотела бы я знать?»

Ей не ответили. Тогда она

Негромко стала песню напевать,

Имевшую название «Уж поздно».

(Ее той песне сестры обучили.)

Услыша звуки первые, Гиньевра

Взглянула на девицу и сказала:

«Пой, девушка, коль хочется попеть,

Чтоб свое горе выплакать смогла я».

И девушка с охотою запела:

«Уж поздно! Ночь темна и холод лют. [220]

Уж поздно, но войдем мы. Там нас ждут.

Нет, слишком поздно! Вам уж не войти.

За жизнь во тьме мы каемся сейчас.

Жених простит, узнав об этом, нас.

Нет, слишком поздно! Вам уж не войти.

Ночь! Холодно! Земля накрыта тьмой.

Мы жаждем свет увидеть над собой.

Нет, слишком поздно! Вам уж не войти.

Не видно ль, сколь Жених приятен нам:

Впустите нас припасть к Его стопам!

Нет, слишком поздно! Вам уж не войти».

Так послушница пела молодая,

А королева плакала в печали,

Главой поникнув на руки, и ей

Припомнилось, что думала она,

Когда сюда пришла. Но тут опять

К ней послушница с речью обратилась:

«Прошу вас, госпожа! Не надо плакать!

Пускай слова монашенки младой,

Лишь к одному привыкшей – к подчиненью

(А иначе ее ждет наказанье),

Утешат ваше горе, ведь оно

Порождено не злом. Убеждена

Я в этом, как и все, кто видит вашу

Чарующую прелесть и величье.

Сравните с горем Короля свое,

И вы поймете – ваше много меньше.