Альфред Теннисон - Королевские идиллии

Гиньевра, королевский двор покинув,

Сидела в Эмсбери, в монастыре,

И плакала. Была с ней лишь одна

Младая послушница. Между ними

Свеча горела тускло, залита

Туманом, наползающим из окон,

Где, хоть и в полнолунье это было,

Нельзя было увидеть ничего:

Туман молочный саваном одел

Безжизненную замершую землю.

Причиной ее бегства был сэр Модред:

Он, тайно жаждавший воссесть на трон,

Как хитрый зверь [212], всегда к прыжку готовый,

Ждал часа своего и посему

Выслушивал с презрительной улыбкой,

Как восхваляет Короля народ.

Вступив с вождями Белого Коня

Из племени язычника Хенгиста [213]

В преступный сговор, он все думал, как бы

Внести раскол в Артуров Круглый Стол

И, раздробив в междоусобных войнах

Его на части, привести его

Предательски к концу. Желанье это

К тому ж подогревалось тем, что Модред

Смертельно ненавидел Ланселота.

Ибо случилось, что однажды утром, [214]

Когда весь двор в зеленых одеяньях

И в перьях, ярких, словно майский день,

Отметив как обычно майский праздник,

Вернулся в замок, Модред, как и все,

В зеленом платье, весь – глаза и уши,

На самый верх стены садовой влез,

Надеясь повод получить для сплетни,

И увидал Гиньевру, что сидела

Меж Энид и Вивьен [215]– меж самой лучшей

И самой худшей, самою коварной

Из дам придворных. Больше никого

Он не увидел, ибо Ланселот,

Идущий мимо, углядел шпиона,

Таящегося в зелени цветущей,

И, как садовник гусениц зеленых

Вытаскивает из вилков капусты,

Стащил его за пятку со стены

И бросил, точно червяка, на землю.

Когда же в человеке, что лежал

Пред ним в пыли, узнал он принца крови,

То, уважая в этой мерзкой твари

Кровь Короля, принес ему тотчас же,

Как рыцарь – без насмешки – извиненья.

Ведь благородным рыцарям Артура

В те времена насмешки были чужды.

И лишь горбатому или хромому

Те, кто был Богом создан без изъянов,

Насмешку дозволяли, ведь она

Считалась продолжением уродства.

Старались мягче быть с людьми такими

Король и Стол его. Вот почему

Сэр Ланселот помог подняться принцу,

Который – дважды или трижды – сам

Пытался встать, разбив при сем колени,

И улыбнулся, уходя. Однако

Воспоминание о дне позора

Терзало постоянно душу принца,

Как резкий ветер, что весь долгий день

Все гонит воду мелкого пруда

На каменистый и пустынный берег.

Когда сэр Ланселот о происшедшем

Поведал королеве, та сначала

Беспечно рассмеялась, ибо сразу

Представила, как в пыль свалился Модред,

Потом вдруг мелкой дрожью задрожала,

Подобно сельской женщине, кричащей:

«Ой, кто-то ходит по моей могиле [216]!»

И снова рассмеялась, правда, робко,

Ибо теперь предвидела она,

Что Модред, этот хитроумный змей,

Начнет следить за каждым ее шагом,

Пока не обнаружит ее грех,

Пока не опозорит ее имя.

С тех пор невыносимо было видеть

Ей Модреда, – весь его лисий облик,

Холодную фальшивую улыбку

И взгляд сверлящий его серых глаз.

И с тех же пор те Силы, что хранят

Нам душу, не давая ей погибнуть,

И даже в крайности ее спасают,

Терзать и мучить начали Гиньевру.

В ночном безмолвье, час за часом слыша

Дыханье безмятежное Артура,

Она вдруг видела: то здесь, то там

Зловещие выглядывают лица,

И безотчетный, непонятный страх,

Подобный страху сторожа, что слышит

Скрип двери в доме, полном привидений,

Где на стенах видны следы убийства,

Ей не давал уснуть, но если все же

Она и засыпала, снился ей

Ужасный сон, как будто бы она

Стоит среди равнины неоглядной

Перед заходом солнца, и от солнца

Вдруг отделяется какой-то призрак

И к ней летит, и темной своей тенью,

Приблизившись, касается ее.

И что же! Обернувшись, она видит,

Как собственная тень ее, разросшись,

Заглатывает чернотой своей

Всю землю, и средь этой черноты

Далекие пылают города…

И просыпалась с криком королева.

Тревога, жившая в ее душе,

Не только не слабела, но росла.

И вскоре светлый, чистый лик Артура

И полная доверья жизнь в семье

Ее проклятьем стали. Наконец,

Устав от тяжких мук, она сказала:

«О Ланселот! Вернись в свои владенья,

Иначе снова станем мы встречаться,

И вновь какой-нибудь несчастный случай

Чуть тлеющие сплетни разожжет

Перед людьми и нашим Королем».

И Ланселот пообещал, однако