Джозеф Конрад - Личное дело. Рассказы (сборник)

Он опустил воротник и, засунув руку за пазуху, лихорадочно стал нащупывать что-то под рубашкой, пока не вытащил небольшой квадратный мешочек из мягкой кожи. Видимо, он носил его на шее как нагрудный кошелек, разорванные концы тесемки свисали у него из кулака.

„Загляните внутрь“, – выплюнул он, швыряя кошелек тому в лицо. И сразу же повернулся к девушке. Она стояла за ним молча и совершенно неподвижно. Ее застывшее бледное лицо могло показаться спокойным. Только широко раскрытые глаза были еще больше, еще темнее.

Он говорил быстро, нервно и самоуверенно. Я отчетливо слышал, как он заверил, что сейчас же ей все станет ясно, как белый день. Ничего больше мне разобрать не удалось. Он стоял совсем рядом с ней, но не касался ее даже мизинцем, она же тупо уставилась на него. На мгновение, правда, ее веки опустились медленно и картинно, длинные черные ресницы легли на белую кожу, и казалось, она вот-вот упадет в обморок. Но с места она так и не сдвинулась, даже не покачнулась. Он громко пригласил ее немедленно следовать за ним и, не оглядываясь, направился к двери в конце подвала. И она действительно сделала один-два шага за ним. Конечно, дойти до двери ему не дали. Последовали озлобленные возгласы, завязалась короткая ожесточенная схватка. С силой отброшенный назад, он полетел на нее спиной. Она распростерла руки, изображая смятение, сделала шаг назад, и его голова ударилась об пол как раз рядом с ее ботинком.

Он что-то прорычал в смятении. Но пока он медленно и оцепенело поднимался, истинная картина раскрылась и для него. Мужчина, которому он всунул в руки кожаный мешочек, извлек оттуда узкий голубоватый листок. Он поднял его над головой, и так же, как и после потасовки, воцарилась выжидательная тревожная тишина. Он презрительно бросил бумагу со словами: „Думаю, товарищи, в этом доказательстве нет необходимости“.

Со скоростью мысли девушка схватила порхавший клочок. Развернула обеими руками, просмотрела бумагу. Затем, не поднимая глаз, разжала руки, и листок полетел дальше.

Позже я внимательно рассмотрел сей любопытный документ. Он был подписан весьма высокопоставленной персоной, заверен печатью и завизирован другими высокими официальными лицами нескольких европейских стран. Несомненно, в его ремесле (или лучше сказать „миссии“?) такая охранная грамота могла быть полезна. Даже полиция – за исключением самых высоких чинов – знала его как Севрина, знаменитого анархиста.

Он опустил голову, прикусив нижнюю губу. С ним произошла перемена, Севрин стал задумчив и сосредоточенно спокоен. Однако дышал он тяжело. Бока ходили ходуном, ноздри раздувались, и это странно контрастировало и с мрачным образом монаха-фанатика в молитвенной позе, и с лицом актера, который готовится исполнить то самое страшное, что требует от него роль. Стоя перед ним, вещал Хорн – неистовый, бородатый, как вдохновенный пророк-обличитель в пустыне. Два фанатика. Да они созданы, чтобы понять друг друга. Вы удивлены? Вы, наверное, думали, что они станут с пеной у рта рычать друг на друга?»

Я поспешил возразить, что нисколько не удивлен и ничего такого не подумал; что анархисты вообще – народ для меня совершенно непостижимый, мне не понятны ни мысли их, ни мораль, ни логика, ни чувства, ни даже их физиология. Икс, как обычно, пропустил мое заявление мимо ушей и продолжил: «Хорн разразился длинной тирадой. Он осыпал его суровыми упреками, не утирая слез, которые лились у него из глаз и скатывались по черной бороде. Дыхание Севрина все учащалось. Когда он, наконец, заговорил, все ловили каждое его слово.

„Не будь дураком, Хорн, – начал он. – Мною двигали совсем не те мотивы, что ты мне приписываешь, и тебе это отлично известно“.

И вдруг, в мгновение ока, он изменился, словно окаменел под испепеляющими взглядами.

„Я срывал ваши операции, я обманывал, я предавал вас – по убеждению. – Он отвернулся от Хорна и еще раз повторил свои слова, обращаясь к юной леди: – По убеждению“.

Ни единый мускул не дрогнул на ее лице – это потрясающе. Полагаю, ни один из жестов ее репертуара не соответствовал моменту. Действительно, не часто попадаешь в такие ситуации.

„Это же ясно, как белый день, – добавил он. – Понимаете ли вы, что это значит? По убеждению!“

А она так и стояла не шелохнувшись. Просто не знала, что делать. Но злополучный наш злодей уже готов был дать своей партнерше возможность закончить это представление красивым и правильным жестом.