Софи Вёрисгофер - Из Лондона в Австралию

– А если он все-таки выдаст меня из мести, сэр?

– Это не может тебе повредить. Капитан Армстронг знает твою историю во всех подробностях, и для него тут не будет ничего нового. Но на нас обращено, внимание, – прибавил он. – Будь же покоен, твои дела в отличном виде.

Антон смотрел на него нерешительно. – Я хотел бы задать еще один вопрос, сэр!

– Ну, так поторопись, мой мальчик.

– Все шесть кораблей экспедиции все время будут держаться вместе, не правда-ли?

Лейтенант пожал плечами. – Это зависит от удачи, от ветра и от течения. Если начнется буря, то суда могут отстать друг от друга на несколько миль, – тут ничего нельзя сказать вперед.

Антон вздохнул. Если бы его отец был с ним вместе, на корабле «Король Эдуард», – какое бы это было счастье! Тогда они, по крайней мере, переживали бы вместе все, – и хорошее и худое. Он еще раздумывал обо всех этих подробностях, когда вдруг услыхал шум. Это солдаты в два ряда устанавливались у двери тюрьмы, а несколько фейерверкеров, на глазах у арестантов, заряжали орудия. Таким образом их предупреждали, что стоит протянуть руку, и двенадцатифунтовые ядра с двух сторон пронижут тюрьму. Однако, это нисколько не устрашило арестантов.

– Ну, для меня не очень-то страшны эти синие бобы, – сказал один. А чему быть, того не миновать.

– Шш! Не болтай!

– Триста человек под замком чего-нибудь да стоят, – вскричал кто-то. – Солдат-то столько не наберется.

– Только теперь нам с ними не справиться, ребята. Надо подождать удобного случая.

Ни фейерверкеры, ни солдаты не обратили на это бахвальство никакого внимания; замкнули железную дверь, сменили караул, и на корабле водворилась тишина до двух часов ночи, когда начался прилив, и звон якорной цепи возвестил близкий отъезд.

Все тесть военных кораблей обменялись сигналами, белые волны парусов надулись, под напором свежого утреннего ветра, и великаны медленно сдвинулись с места.

Болезненные стоны, с одной стороны, и радостное «ура» – с другой, ознаменовали этот первый шаг отступления от родных берегов.

На этот раз Антон оставался спокойным. Он уже пережил это тяжелое чувство тогда, когда корабль увозил его из отечества, покидая гамбургскую гавань; теперь он испытывал скорее чувство облегчения, – чем скорее начнется путешествие, тем скорее оно и окончится. Берег все дальше и дальше отодвигался в туманную даль, а корабли гордо, как лебеди, среди маленьких уток и чаек, подвигались вперед.

В арестантском отделении была тишина; люди, в ручных и ножных кандалах, сидели за железной решеткой, а на форкастале шло ученье, и новобранцев, посвящали в первоначальные тайны военной науки, не принимая во внимание ни тоску по родине, ни страдания от морской болезни.

А Тристам тем временем таскал из трюма топливо для камбуза; из всех послушных и покладистых он был самый покладистый, из всех усердных самый усердный. Покончив со своей обязательной работой, он находил еще время помочь повару; если ветер задувал в очаге огонь, он терпеливо разводил его хоть десять раз вновь, и при этом у него всегда на готове была веселая шутка даже там, где все другие сердились и раздражались. Даже солдаты смеялись вместе с веселым балагуром и охотно простили ему все побои и царапины, нанесенные во время драки при вербовке. Это было дело привычное и в счет не шло.

Зато по вечерам, когда изнуренные непривычными условиями жизни, разбитые по всем суставам, новобранцы собирались вместе в своем углу, этот пронырливый малый являлся перед ними в своем истинном виде, не таким, каким он казался перед начальством.

– Никогда не говорите им ничего на перекор, – советовал он, – вее переносите терпеливо, заручитесь доверием офицеров и везде, где только возможно, заявляйте о своем желании остаться в морской службе, тогда мы наверное достигнем своей цели.

– Но сначала мы должны выйти в открытое море, – сказал со вздохом кто-то из присутствующих.

– Конечно, мы должны даже обогнуть мыс Доброй Надежды и тогда, в Южном океане, всякий след потерян. Там есть множество островов, о которых еще никто ничего порядком не знает. А у нас много разных припасов, целые короба и ящики железной утвари и игрушек, чтоб задобрить туземцев. Но прежде всего мы должны отомстить за себя нашим мучителям. Еще будет время, когда я увижу этого Мульграва у своих ног, как дохлую собаку.

– Сегодня он меня ловко угостил плетью, – с раздражением сказал один из собеседников. – О, Боже мой, Боже мой!.. Я пошел в трактир за пинтой эля для больного брата, а теперь должен терпеть побои от этого пустомели.