Жозе Эса де Кейрош - Преступление отца Амаро

Ей было, двадцать три года, когда она познакомилась с Жоаном Эдуардо, секретарем нотариуса Нуниша Ферраля. Амелия пошла с матерью и доною Жозефою к нотариусу, в день праздника Тела Господня, чтобы посмотреть на парадную процессию духовенства с балкона в квартире Нуниша. Жоан Эдуардо скромно стоял тут-же, весь в черном, с серьезным видом. Амелия знала его и раньше, но обратила на него внимание впервые в этот день. Он показался ей симпатичным молодым человеком.

Вечером после чаю начались танцы. Жоан Эдуардо подошел к Амелии.

– Спасибо, я не танцую, – ответила она, – Я слишком стара для этого.

– Вы всегда так солидны и серьезны?

– Иногда я смеюсь, если есть чему, – возразила она, гладя в сторону.

– Например, надо много?

– Как, над вами? Почему-бы я стала смеяться над вами? – И она нервно завертела в руках веер.

Он помолчал немного, словно собираясь с мыслями.

– Так ты серьезно не танцуете?

– Я уже сказала вам, что нет. Почему вы спрашиваете так настойчиво?

– Потому, что я интересуюсь вами.

– Ну, полно говорить, – остановила она его жестом недоверия.

– Честное слово.

Но тут к ним подошла с грозным видом дона Жозефа, наблюдавшая за ними издалека. Жоан Эдуардо робко отошел в сторону.

Через две недели в Лерию приехала на гастроли оперная труппа. Дона Мария взяла ложу и пригласила сеньору Жоаннеру с Амелией. Девушка просидела два дня за шитьем белого кисейного платья с голубыми лентами. Жоан Эдуардо взял себе место в партер и не отрывал от неё глаз во время действия. У выхода из театра он встретил ее, раскланялся с дамами и пошел провожать их до дому. Сеньора Жоаннера и дона Мария отстали от молодежи, и Жоан Эдуардо мог свободно поговорить с Амелией.

– Как понравилось вам сопрано, сеньор?

– Правду сказать, я не слушал пения.

– Отчего-же?

– Я глядел на вас, – ответил он решительным тоном и заговорил о своей горячей любви.

Амелия была возбуждена после театра, и теплая звездная ночь тоже располагала к любви. Она тихо вздохнула.

– Вы любите меня, неправда-ли? – спросил он.

– Да, – ответила она, пожимая его руку.

Но через несколько дней, присмотревшись немного к молодому человеку, она решила, что это была «лишь мимолетная вспышка». Жоан Эдуардо был очень симпатичен, хорош собою, мог быть прекрасным мужем, но сердце её оставалось спокойным. Вскоре он стал бывать у них почти каждый вечер. Сеньора Жоаннера уважала его за честность и солидность. Но Амелия часто относилась к нему холодно и видела в его любви только развлечение для себя.

В один прекрасный день он попросил у сеньоры Жоаннеры руки дочери.

– Как хочет Амелия… Я ничего не имею против, – ответила сеньора Жоаннера.

Когда спросили Амелию, она дала уклончивый ответ:

– Может быть попозже. Пока я довольна своею судьбою.

В результате было решено подождать, пока жених получит место секретаря в губернском правлении, обещанное ему адвокатом Годиньо.

Так жила Амелия до приезда отца Амаро.

В эту ночь старые воспоминания отрывочно проносились у неё в голове. Она заснула поздно и проснулась, когда солнце стояло уже высоко. Из столовой послышался голос Русы:

– Вон падре выходит с сеньором каноником. Они идут в собор.

Амелия соскочила с кровати, подбежала в рубашке к окну, приподняла край кисейной занавески и заглянула на улицу. Утро стояло чудное, солнечное. Отец Амаро в рясе из тонкого черного сукна шел посреди улицы, весело разговаривая с каноником и сморкаясь в белый платок.

Амаро почувствовал себя очень хорошо с первых-же дней своего пребывания в Лории. Сеньора Жоаннера относилась к нему с чисто материнскою заботливостью, держала в порядке его белье, угощала вкусными блюдами, не терпела в комнате «дорогого падре» ни малейшей пылинки. Амелия была с ним очень мила и несколько фамильярна, как хорошенькая родственница. Дни проходили для Амаро быстро и приятно, среди полного комфорта и женского общества. После печальной жизни в доме дяди, унылого затворничества в семинарии и суровой зимы в горной деревушке, жизнь в Лерии была дня него настоящим раем.

Утром рано он уходил каждый день в собор служить обедню, плотно закутавшись в большой плащ. В эти ранние часы было еще очень холодно, и лишь немногие богомольцы решались выйти в церковь, молясь там и сям перед маленькими алтарями.

Амаро входил в ризницу и быстро переодевался, постукивая от холода ногами по полу, в то время, как прислужник рассказывал ему «новости дня». Затем он брал чашу со св. дарами и шел с опущенными глазами в собор. Теперь он служил обедню равнодушно, безо всякого благоговения, не так, как прежде. Я привык, – говорил он. Свежий воздух возбуждал его аппетит, и он торопился служить, бормоча еле внятно молитвы и глотая слова Священного Писания. Как только служба кончалась, он поспешно прикладывался губами к алтарю, благословлял молящихся и шел домой пить чай с бутербродами. Амелия поджидала его в столовой; от её свежей кожи пахло миндальным мылом.