Жозе Эса де Кейрош - Преступление отца Амаро

Около полудня Амаро снова поднимался в столовую, где сеньора Жоаннера с Амелией сидели за шитьем. – Мне стало скучно внизу одному; захотелось поболтать, – говорил он всегда. Сеньора Жоаннера сидела в нисеньком кресле у окна и шила, сдвинув очки на кончик носа; Амелия работала у стола, склонив хорошенькую головку. Её пышные волосы были расчесаны на пробор; крупные, золотые серьги бросали на белую шею легкую тень, густо-черные ресницы опускались нежно над румяными щеками. Под мягкой, смуглой кожей чувствовалась здоровая кровь. Полная груд вздымалась ровно и спокойно. Иногда девушка оставляла работу, лениво потягивалась и улыбалась.

– Как вы, однако, ленивы! – шутил Амаро. – Из вас не выйдет хорошей хозяйки.

Она смеялась. Сеньора Жоаннера рассказывала городские сплетни. Руса заходила временами в столовую за тарелкою или ложкою. Разговор сводился на то, какой будет обед. Сеньора Жоанинера перечислила блюда и спрашивала священника, любит-ли он то или другое кушанье. Амаро не привередничал в еде и ел все без разбора.

Амелия обращались с ним все фамильярнее; однажды она даже попросила его подержать моток шерсти, чтобы помочь ей мотать клубок.

– Полно, полно, не беспокойтесь, падре, – воскликнула мамаша. – Как тебе не стыдно, Амелия? Что это за неделикатность?

Но Амаро высказал полную готовность услужить девушке. – Отчего-же? Я очень рад. Приказывайте без церемонии. – И обе женщины весело рассмеялись, растроганные милою любезностью священника.

Иногда случалось, что сеньора Жоаннера уходила в комнату к больной сестре или на кухню. Амаро оставался тогда один с девушкою; они не разговаривали, но Амелия напевала что-нибудь вполголоса. Амаро зажигал сигару и слушал её пение.

– Как славно вы поете! – говорил он.

Иногда она выпрямлялись над работою, внимательно разглядывала ее и проводила длинным ногтем по рубцу. Амаро очень нравились её холеные ногти, как и вообще все её существо, походка, манеры, жесты. Никогда еще не приходилось ему жить в такой близости с женщиною. Проходя мимо её комнаты, он заглядывал всегда жадным взором в приоткрытую дверь, стискивая зубы и бледнея при виде брошенной на стул юбки или подвязки. Красота девушки заставляла его забывать, что он – священник. Иной раз он возмущался самим собою, ругал себя, старался овладеть собою, углублялся в чтение молитвенника. Но сверху слышался веселый голос Амелии или стук её ботинок… и все благия намерения священника мгновенно исчезали, а картины искушения снова начинали кружиться перед ним, словно стая назойливых птиц.

Обеденное время было всегда самым счастливым для Амаро. Руса кашляла с каждым днем сильнее и плохо служила за столом. Амелия часто вставала, чтобы достать из буфета ножик или тарелку; Амаро вскакивал со стула, желая помочь ей, но она останавливала его, кладя руку ему на плечо и прося не беспокоиться.

Амаро чувствовал себя великолепно в теплой столовой за сытным обедом. Второй стаканчик вина развязывал ему язык; он начинал шутит и говорить даже иногда, что «был-бы рад иметь такую сестрицу, как Амелия».

Наставали сумерки, и Руса приносила лампу. Блеск посуды и хрусталя приводил Амаро в еще более радостное настроение. Он называл сеньору Жоаннеру мамашею; Амелия улыбалась, опустив глаза и покусывая белыми зубками апельсинные коржи. После обеда подавали кофе, и Амаро долго сидел за чашкою, отряхая пепел сигары на край блюдечка.

В это время появлялся всегда и каноник Диас с собачкою. Он поднимался тяжелою поступью по лестнице и спрашивал из-за двери:

– Разрешается войти?

– Пожалуйте, падре, пожалуйте, – торопливо отвечала сеньора Жоаннера. – Не выкушаете-ли с нами кофейку?

Он усаживался та кресло, пыхтя и отдуваясь, получал чашку кофе и спрашивал у хозяйки, похлопывая Амаро по плечу:

– Ну, как поживает ваш мальчик?

Все весело смеялись. Каноник приносил с собою обыкновенно газету. Амелия интересовалась романами в фельетонах, сеньора Жоаннера – хроникою преступлений на романической подкладке.

– Господи, как вам не стыдно! – говорила она.

Амаро принимался рассказывать о Лиссабоне, о тамошних светских скандалах, о благородном обществе, которое он видел в доме графа де-Рибамар. Амелия заслушивалась его рассказами, опершись локтями о стол.

После обеда все ходили вместе навестить бедную тетку, разбитую параличем. Маленькая лампа тускло освещала её комнатку; несчастная старушка с крошечным, сморщенным, как яблоко, лицом лежала неподвижно, испуганно устремляя на гостей слезящиеся глаза.