Наоми Френкель - Дом Леви

– Что это за вещи? – останавливает его дед.

– Вещи Хейни сына Огня, убитого литейщика, – вперяются в лицо деда глаза рабочего, полные гнева.

На миг ослабевает рабочая суета. Сталевары провожают взглядами товарища, выносящего вещи Хейни, и руки их бессильно опущены. Но дед не дает этой мгновенной расслабленности долго продолжаться. Рабочие часы это рабочие часы, а не часы траура, и он выпрямляет спину, постукивает палкой, покручивает задымленные усы, и дает указания – и от подмастерьев до старых ветеранов все знают: здесь не до игры, нельзя опускать руки, глаз хозяина – на всем! – и все возвращаются к работе с удвоенной силой. Сбоку от печей лежит металлическая болванка Хейни, к которой никто не хочет прикоснуться. Старик-рабочий, распределяющий питье между литейщиками, останавливается около болванки, крестится и совершает поклон.

– Давай кофе, – кричат ему литейщики.

И снова стук молотов, и суета рабочих, и биение здорового пульса фабрики – живого и дышащего гигантского тела стального предприятия. И довольный дед возвращается в офис.

В конторе сидит Гейнц. Вид у него болезненный, покрасневшие белки глаз, а под ними тяжелые мешки. Слабость ощущает Гейнц во всех членах. У деда нет времени размышлять над слабостью Гейнца. «Что-то у него, вероятно, случилось? В конце концов, придет в себя», решает про себя дед и берется за текущие дела. А дел у деда масса. Большие работы ждут реализации, и планы набегают один на другой. Еще в воскресенье дед привел на фабрику батальон уборщиков, мойщиков, подметальщиков – привести в порядок двор, убрать снег и мусор. Двор на глазах становится чистым и приятным. Даже специалиста по фонтану-жабе, который не работал со времен мировой войны, привел дед, и с приходом весны фонтан снова начнет пускать водяные струи в черный дым и горы бракованного металла.

– Все идет согласно плану, – хлопает дед внука по плечу, – работает, как часы, дорогой внук.

Гейнц не отвечает фразой «Живи и давай жить другим», выгравированной на пепельнице деда. Дед оставляет в покое странного своего внука и продолжает заниматься папками и письмами, отвечает по телефону, следит за работой служащих, пока не раздается гудок на обеденный перерыв. Гейнц вскакивает с кресла, хватает пальто и выбегает из офиса. Дед видит в окно внука, бегущего через двор в гараж. Вот он садится в автомобиль и уезжает, словно земля горит под его колесами.

– Куда торопится этот безумец? – вздыхает дед.

В поздний час после полудня дом Леви вздрагивает от громкого гудения автомобильного клаксона, идущего от аллеи каштанов, под окнами дома. Фрида и кухарка, руки которых в тесте от готовки пирогов к празднику, Франц в боксерских перчатках, Эдит и девицы в домашних халатах, Фердинанд в рубашке без галстука, больной Бумба в рубашке, старый садовник, служанки и господин Леви – все бегут смотреть. На аллее стоит Гейнц у роскошного автомобиля, и рука не отрывается от клаксона, пока Эдит не появляется в саду.

– Для Эдит, – смеется Гейнц странным смехом, поднимает руку, как бы поздравляя, издает легкий свист, – счастливой дороги…

Лицо Эдит покрывается густой краской. Глаза сверлят Гейнца.

– Сумасшедший! – говорит Фрида. – Какая нужда в таком шуме? Я уже думала, что в доме пожар. Вечные глупости у него в голове.

– Й-а-а, Эдит, – кричит Бумба в большом удивлении, – какая машина! Твоя – белая, как снег, и Гейнца – черная, как ворона.

– Благодарю, – говорит с напряжением в голосе Эдит Гейнцу, – не тянет меня к этой твоей машине. Куплю себе по своему вкусу, – поворачивается к нему, бежит в дом мимо всех онемевших домочадцев.

– Иди, отдохни, Гейнц, – подходит господин Леви к сыну, опирающемуся на автомобиль и провожающему взглядом убежавшую сестру, – у тебя очень усталый вид, – берет сына за руку и ведет в дом.

В салоне, перед ступенями на второй этаж, Гейнц освобождается от руки отца.

– Спасибо, отец.

– Иди, отдохни, Гейнц.

– Уважаемый господин, – кипит Фрида, – я говорю вам, что все беды с того дня, когда пришел…

– Все уже готово к рождественскому празднику, Фрида?

– Как все может быть готово? Не лежит у меня голова к празднику. Всегда Эдит и Гейнц были душа в душу, а теперь – как кошка и собака в одном мешке, и все из-за этого чужака…

– Фрида, Гейнц просто немного нервничает, и это все. Долгие месяцы были у него проблемы, Фрида, и сейчас, когда все пришло в порядок, нервы у него сдали.

– И мои нервы тоже, уважаемый господин. Если все это не прекратится, у меня тоже сдадут нервы.