Наоми Френкель - Смерть отца

Одним махом высоко взлетела линия Гитлера. И голова его почти касается головы Гинденбурга.

– Хайль, – кричит кто-то из толпы.

– Хайль Гитлер! – присоединяются к нему еще несколько голосов.

Но линия Гинденбурга снова поднимается.

– Возвращаемся домой, – говорит Гейнц, – довольно.

– И мы тоже, – говорит Эрвин.

Священник Лихт кивает в знак согласия.

Гейнц вошел в комнату отца. Дед сидит на краешке постели сына, Елена поит дядю горячим чаем. В углу согнулся на стуле дядя Альфред. Эдит и Филипп – на ступеньках, у двери.

Артур Леви бодрствует. Взгляд его ясен, спокоен. Смотрит в лицо сыну, берет его руку. Гейнц опускает голову к отцу.

– Отец, – шепчет Гейнц, чувствуя тяжесть пылающей жаром отцовской руки, – отец, президент Гинденбург вышел победителем на выборах. Большое счастье…

Не знает Гейнц, понял ли отец сказанное им. Он покашливает и кладет голову набок. Одна рука на одеяле, как бы просит отдыха.

– Идите, – говорит дед, – он хочет вздремнуть. Вы мешаете его покою.

Гейнц гладит сухую руку отца и осторожно-осторожно кладет ее на одеяло. Кажется ему, что отец ему улыбается, и он приближает голову к подушкам. Глаза отца закрыты, и слабая улыбка стынет у него на губах. Слезы душат Гейнца, наворачиваются на глаза. Он плачет впервые с того дня, как отец заболел. Он прикрывает глаза ладонью и выходит из комнаты.

Дядя Альфред выходит за ним, и оба садятся на ступеньки, у дверей, около Эдит и Филиппа. В кабинете горит свет, и там сидят доктор Гейзе, Эрвин, священник и доктор Вольф. Хотят встать и не встают, словно ожидают какого-то голоса.

В час ночи крик заставил застыть весь дом.

Никто из людей не кричал, но всем показалось, что крик был страшным.

Дед открыл дверь и встал в проеме. Мгновенно все поднялись и вошли в комнату. Елена и доктор стояли у постели и молчали.

Фрида ворвалась в детские комнаты и разбудила Иоанну и Бумбу. Обняла их и зарыдала.

– Бедные мои сироты, бедные мои сироты.

Сестры Румпель пошли по комнатам и завесили темными тканями все зеркала в доме.

– Отец ваш попросил в завещании похоронить его на еврейском кладбище.

Тишина в кабинете господина Леви. Дед прижался лицом к оконному стеклу, и ветви орешника бьют по стеклу, словно бьют по его лицу. Иоанна сидит на ковре, и голова ее на коленях Эдит. Бумба на кожаном диване – в объятиях Фриды. Гейнц в кресле, подпирает голову руками, остальные члены семьи приблизили кресла одно к другому, тесным кругом. Только дядя Альфред сидит в углу.

День прошел, как господин Леви навечно закрыл глаза.

Большая семья Леви вошла в дом скорби. Одетые в черное, люди стали, подобны стае чернокрылых птиц, скорбя о том, что один из них осмелился покинуть этот мир в пятьдесят лет. лет. Черная вуаль тети Регины, оставшаяся у нее со смерти мужа, летала по комнатам деда, и у деда не было сил послать вслед ей хотя бы один гневный взгляд. Фрида и сестры Румпель суетились по коридорам с грудой постельного белья. Весь день дверь дома Леви была распахнута. Весь день друзья, и знакомые приходили выразить соболезнование, и Филипп их встречал. Он беспокоился обо всем. Он также отвечал за завещание господина Леви. Теперь он сидит за письменным столом и обращается к членам семьи, застывшим в молчании:

– И еще просил ваш отец в завещании перенести прах вашей матери из усадьбы деда и захоронить рядом с его прахом, если когда-нибудь усадьба будет продана или документы на нее утратят силу.

И снова никто не издает и звука. Показалось на миг, что дед подал голос, и все обернулись к нему. Но дед ничего не произнес. Это был звук ударившейся о стекло ветки. Теперь встал дядя Альфред и вышел из угла.

– Я еще сегодня уезжаю, – и при виде испуга на всех лицах, обернувшихся к нему, объяснил. – Артур просил меня поехать в Польшу, к родителям вашей покойной матери, и примирить его со старыми ее родителями. Я не успел это сделать при его жизни. Поеду и привезу их сюда, на его похороны.

– Когда отходит поезд, Альфред? – поворачивает дед к нему лицо от окна.

– Через час, отец.

– Я отвезу тебя на вокзал, дядя Альфред, – говорит Гейнц.

– …Если я привезу сюда деда и бабку из Польши, надо будет провести похороны по всем правилам еврейской религии: первенец должен произнести поминальную молитву – кадиш – у могилы отца. – Дядя Альфред снимает очки и смотрит добрыми близорукими глазами на Гейнца. Целый день дядя Альфред снимает очки и снова их водружает на нос.