Наоми Френкель - Смерть отца

– Пришли, – Белла поворачивает к нему лицо и останавливается. В голосе ее какой-то скрытый страх.

– Да, пришли, – повторяет Филипп и смотрит вслед проходящей мимо франтоватой девице, чьи высокие каблуки громко стучат по тротуару. Острый запах духов на миг доносится до его ноздрей. Взгляд Филиппа не отрывается от изящной спины девицы. С тех пор, как Кристина научила его простой любви без страданий и душевных осложнений, а лишь наслаждению телом женщины, он тянется за каждой красивой девицей, встречающейся на его пути. После болезненной тоски по Эдит, после постыдного одиночества, когда Белла оставила его, он усвоил урок отношения к женщине лишь силой физического вожделения, которое сменяется спокойствием опустошенности и душевной расслабленностью. Он влюблялся в каждое красивое женское тело, во все красивые лица.

Белла видит похотливые взгляды Филиппа, и краска заливает ее лицо. Резким движением она поворачивается к нему спиной и продолжает идти по краю тротуара. Останавливают ее светофоры. Стыд охватывает ее душу. Всю дорогу идя рядом с Филиппом, она вспоминала как они шли под одним зонтиком, одним шагом. Вся боль того времени вернулась. Осталась в ее сердце тоска по близкому и любимому человеку. Она еще не дала этому неизвестному человеку имя Филипп. Но иногда в тайнике души видела перед собой его темную комнату и белые занавески, развевающиеся на ветру. И тогда она пугалась, и завеса опускалась между ее душой и тем, что видели ее глаза. Но сейчас, утром, она была уверена, что и он, как она, погружен в прошлую боль, и в видения тех дней, и вот…

– Белла, – Филипп чувствует, что она отдалилась от него и бежит за ней. Светофор меняет цвет.

– Да, да. Надо торопиться, – отвечает Белла жестким голосом.

На вокзале они поглощаются толпой, и в этой толкотне Белла чувствует, что вернулась к уверенной реальности жизни.

– Там телефон-автомат.

В течение несколько минут они узнают: Саул находится в центральной полицейской тюрьме.

– За что? – Кричит Филипп в трубку.

– За запрещенную политическую деятельность.

– Это дело рук Отто! – говорит Филипп Белле. – Это он втянул мальчика.

– Да, – отвечает Белла, – в последнее время он тянется на улицу, к коммунистической партии, и мы за этим следим.

– Недостаточно.

В узкой телефонной будке они стоят лицом к лицу, и он чувствует запах духов, идущий от ее тела, и видит тонкий очерк ее бровей над большими глазами. Он кладет свою руку на ее, лежащую на телефонной книге. Она краснеет, но руки не отнимает.

– Не волнуйся, мы его вызволим оттуда.

– Я не волнуюсь.

И рука его на ее руке.

Стучат в дверцу будки. Снаружи образовалась очередь.

– Пошли, – говорит Филипп и берет ее под руку, – зайдем в вокзальный ресторан, подкрепимся, тогда и действия наши будут более разумными.

На вокзале очень шумно. Свистки поездов, топот ног. Шесть часов утра. Филипп ведет Беллу под руку, и она подчиняется ему. У напряжения, которое возникло сейчас между ними, есть четкое название: Саул! Арестованный мальчик стер их отчуждение. Филипп помогает ей снять плащ и хлопочет вокруг нее с необычной мягкостью, словно она нуждается в утешении. У маленького стола в углу полного публики ресторана они чувствуют себя как на необитаемом острове. Филипп старается думать о беде Саула, сблизившей его с сидящей рядом женщиной, но, в конце концов, сосредотачивается на Белле. «Пришло время выяснить все, что произошло.

– Как дела, Белла?

– В норме. Как у тебя?

– Все хорошо, даже отлично.

Оба понимают, что слова, срывающиеся с их губ, полны напряжения. Хорошо, что официант приносит завтрак, еда пресекает разговор. Пока Белла не смотрит на него и спрашивает настойчивым голосом:

– Ну, что мы будем сейчас делать? Как освободим мальчика?

– Об этом я думаю все время, – снова Филипп не говорит всей правды, – Я думаю, что мне надо пойти в дом Иоанны.

– Иоанны? – удивленно срывается с ее губ.

– Ты не знаешь ее старшую сестру?

– Еврейскую мадонну! – произносит Белла на одном дыхании, голос ее жесток и глаза в упор глядят на него. Нет Беллы, стыдливой и нежной. – Ты ее имеешь в виду?

Филипп понимает, что сейчас она думает не о Сауле и его судьбе, что она знает правду. Он опускает голову, чтобы собраться силами и ответить ей. Когда он снова поднимает голову, то видит ее черные глаза, полные гнева и сердечной боли. Слова застревают у него в горле под этим взглядом.

– Да, ее.

– Что ей до наших дел… Я имею в виду, до Саула?