Наоми Френкель - Смерть отца

Симпатичная Тильда сидит рядом с Кнорке, пьяненькая, счастливая от усиленных знаков внимания с его стороны, и того, что она единственная из жителей переулка сидит почти во главе стола, недалеко от президента и его окружения. Горбун сидит в конце стола, а оставленная Пауле жена моет посуду на кухне с госпожой Шенке, которая пришла немного заработать на хлеб насущный. Остальные жильцы переулка, вне стен трактира, смотрят на открытую дверь. У двери стоят долговязый Эгон и Ганс Папир. Они поставлены следить за порядком, чтобы внутрь не прокрался нежеланный гость.

– Любовь к захваченным грабителями землям родины не должна ослабевать… – провозглашает Рифке.

Кнорке усиленно кивает головой в знак согласия. И Тильда – за ним. Он уже осмелился положить руку на спинку ее стула. Она упирается спиной в спинку стула и чувствует его руку, касающуюся ее тела.

– …На нас возложена миссия – объяснять сыновьям наше право на истинную Германию в расширенных границах, – ударяет офицер-парикмахер кулаком по столу.

Эмиль шлепает Марго по бедру.

– Не так сильно, – шепчет она.

– Нежно, да? – посмеивается Эмиль.

– Все эти народы не способны жить самостоятельной жизнью, – гремит офицер-парикмахер, – вы разве не видите, как врывается к нам с востока свора бешеных собак, а мы прячем головы в песок, и не чувствуем опасности…

Человечек за столом сложил на столе руки и смотрит снизу вверх на оратора. Иногда скользит по нему мимолетный взгляд Эмиля.

– … Немцы Судетской области не успокоятся, пока их земли не присоединятся снова к божьему саду, из которого нас изгнали преступники и ничтожества…

Около горбуна села толстая женщина в синем бархатном платье. На шее ее посверкивает ожерелье из искусственных бриллиантов. В ушах ее подвешены серьги на длинных подвесках. Когда горбун наливает ей вино из бутылки, она кладет руку ему на плечо. Взгляд у нее тусклый от выпитого вина. Глупые смешки время от времени вырываются из ее уст, и тогда горбун щиплет ее жирное предплечье. Недалеко от нее сидит ее муж-мясник, пьяный в стельку. И горбун сует руку под стол, и гладит ее колено.

– Отвали, – похохатывает жена мясника, – не по Сеньке шапка.

– Дай на этот раз и другому получить свой жирный кусок удовольствия.

Президент во главе стола поднимает рюмку, что делают и все остальные.

– Во имя достояния наших отцов, которое отнято у нас, будем сражаться! – и опрокидывает содержимое рюмки в глотку одним махом. Речь оратора завершилась. Жена президента Вальтруда, которая все время выступления мужа гордо сидела рядом, подняла ее, устремив на мужа полный обожания взгляд.

– Зиг хайль! Зиг хайль! – звенят сталкивающиеся рюмки и усиливаются крики.

– Там-тарарам-там-там! – трубит труба.

Эмиль поднимает голову, словно очнувшись от сна. Возбужденные багровые лица бросаются ему в глаза, а в ноздри врывается острый запах пудры, пота, вина и духов Марго. Спина ее прижата к спинке стула, а платье втянуто между ног.

«Из-за этой я нарушу верность Эдит, светловолосой нежной Эдит, приходившей в эту мерзкую общагу в лесу. И ничто к ней не приставало из этой скверны и низости». – И он грубо отталкивает Марго. Она принимает это за мужской намек и заливается смехом от удовольствия.

– Иди сейчас, иди. Пора тебе петь. Только для этого мы и привезли тебя сюда.

В этот момент женщина улавливает в его голосе нотку отвращения, и с удивлением смотрит на него, но голова ее окутана парами алкоголя и вожделением, она подчиняется его голосу и делает Кнорке, ведущему этот вечер, знак рукой. И с большим сожалением он должен извлечь свою руку из руки Тильды, встать и объявить выступление популярной певицы. Сердитым взглядом провожает Эмиль длинную фигуру Марго, которая проскальзывает, между столами, сопровождаемая взглядами, шепотками, звоном рюмок и дымом табака.

– Я спою вам песню о пирате Ринальдини, – выпрямляется во весь рост Марго.

Публика из трактира перемещается в зал. Гансу Папиру и долговязому Эгону дано указание покинуть пост у дверей и разрешить жильцам переулка войти в зал – нищим, младенцам с матерями, старикам с завалинок. Двери кухни также распахиваются. Множество людей набивается в зал – слушать. В конце зала люди встают на стулья.