Мигель де Унамуно - Любовь и педагогика

«Хорошенькое дело! – говорит Карраскалю персональный бес, а на улице еще поддразнивает его: – Влюбился! Влюбился! А что, если конкретно?»

Любовь Аполодоро действительно прошла стадию конкретизации. Случилось это в доме учителя рисования, где Аполодоро вместе с другими юношами оттачивал свой талант.

Дон Эпифанио, добрый по натуре человек, из которого, по мнению многих, мог бы получиться великий художник, привязался к юноше. Поправляя ему рисунок, он обычно говорит:

– Главное – это жить, Аполо, надо жить, а все остальное – дребедень.

Дон Авито не в восторге от странных идей дона Эпифанио, или, как он их называет, антиидей, но, в конце-то концов, идеи рисованию не помеха. И Авито идет на компромисс. Еще один компромисс – куда ни шло.

Как-то раз, то ли направляясь в студию, то ли выходя из нее через квартиру дона Эпифанио, Аполодоро увидел в полутьме коридора призрак: девичью фигуру, которая не шла, а бесшумно плыла по воздуху, едва касаясь пола. В другой раз он увидел через полуоткрытую дверь в глубине комнаты, возле крытого балкона, ту же фигуру, склоненную над шитьем в мягком свете, пробивавшемся сквозь занавески, словно перед ним была картина, написанная неискушенной рукой, не образ во плоти, а скорее символ этого царства уюта и полумрака, нежная фиалка домашнего очага. Неяркий свет мягко оттенял линии ее профиля, четкого, как на свинцово-стеклянной мозаике, ее полуоткрытые уста как будто беззвучно молились, а грудь мерно вздымалась и опускалась над шитьем. Это видение зачаровало Аполодоро.

Но вот Кларита открывает ему дверь, расцветает невольной улыбкой, а глаза у нее такие озорные, такие выразительные, искренние, многозначительные, в них столько воспитательной и дидактической силы! Они – живое приглашение к жизни, непрерывный урок искренности и любви! Коснеющим языком бормочет Аполодоро: «Добрый день!», а она от его смущения заливается краской.

– Заходите, Аполодоро, заходите!

«"Заходите, заходите!" – какая божественная музыка в этих ее словах! Какая талантливая девушка, как она развита, как во всем разбирается, как до всего доходит чутьем, как одарена, как она цельна, трансцендентна, циклична! О, «заходите, заходите!» – в этих словах все. В них – наука чистейшей воды. Наука? Больше: наука наук! И того больше! А что же еще?» На пороге Аполодоро спотыкается, щеку его задевает девичий локон, побег виноградной лозы, и щеку словно обжигает, а оставшись один, он проводит пальцами по щеке, целует пальцы и даже их лижет.

Но откуда в нем такая смелость, решимость, не рекомендуемая педагогикой, не свойственная гению? У него изменяется состав крови, он сбрасывает со своей души старую оболочку и появляется в новом обличье – он мужчина. Сердце его переходит на галоп, и от этого галопа кровь ударяет ему в голову, и называется этот удар любовью. Да, бывают приступы, колики, обострения любви, охватывающие все существо человека, когда любимый образ – единственная зацепка в жизни. Да, «надо жить, жить, а все остальное – дребедень», – говорит отец той, что стала для него жизнью. Отныне Аполодоро уже не так одинок в своем тайном саду блаженства. Перед ним открылся мир.

– Обрати особое внимание на законы наследственности, – говорит дон Авито.

– Да, папа, я их зубрю.

– Изучи поглубже.

– Что за люди, матерь божья! – стонет Материя.

Аполодоро начеку, он ждет удобного момента, вроде того что представился ему недавно, тогда Кларита исчезла, но ее улыбка наполнила дом атмосферой любви. То ли улыбка ее – воплощение духа всего дома, то ли весь дом – воплощение ее улыбки, поди разбери! Сама барышня, должно быть, догадывается, в чем дело, Ибо, когда она встречает Аполодоро, взгляд ее становится глубже, а рот чуточку открывается.

А что же дон Эпифанио? Ему ситуация, видимо, ясна: разве не другим тоном произносит он теперь свои неспешные сентенции? И какая в них глубина! Какой он талантливый человек! Сумел произвести на свет такую дочь! Неосознанный талант – это и есть гений. Куда уж тут дону Фульхенсио! Книге афоризмов, опусу «Ars magna» и всей сверхчеловеческой ритмической философии противостоит Кларита! «Ох уж эти теории!» – как смиренно заявляет ее отец, дон Эпифанио.

И вот момент наступил. Как стучит сердце! Аполодоро боится, что Кларита услышит его стук, пробует сдержать его, успокоить. А у Кдариты сердце замирает в ожидании чего-то, что должно последовать за этим торжественным молчанием.

– Кларита… Кларита… пожалуйста… прочтите это.