По лесу ехал грузовик. Я смотрел на него, как он переваливается на неровной дороге, медленно движется к нашему лагерю. Вот он остановился у ворот. Из кабины вышел человек и прошел в калитку. А грузовик так и остался стоять там.
Я снова взялся читать книжку.
Потом я услышал сзади тихие шаги, но не подумал о них. Просто услышал — и все.
Вдруг кто-то закрыл мне глаза ладонями.
— Корнилов, пусти! — сказал я. — Видишь, книжку читаю.
Но человек не отпускал. Он громко дышал мне в затылок и крепко держал мою голову.
«Вдруг папа!» — подумал я и сразу обрадовался. Но тут же подумал, что папа такие шутки не делает.
— А вот и не Корнилов, — сказал человек. — Не Корнилов, а Федор Матвеевич.
И я сразу его узнал.
Он меня отпустил и спросил:
— Ну, что ты тут делаешь? Дежуришь по даче?
— Читаю.
— Читаешь? Грустно тебе одному.
— Да нет, — сказал я, — мама в альпинистский лагерь…
И тут я вдруг подумал о Федоре Матвеевиче: как он здесь оказался?
— А я приехал к тебе. Мы ездили с другом, вон его машина стоит. Дай, думаю, к тебе на пять минут загляну. Нельзя ведь, чтобы к человеку никто не приезжал. Вот тебе передача. Мама твоя сказала, что ты любишь «Золотой ключик», ириски. Верно?
— Люблю.
— Ну вот. Полкило хватит? С ребятами поделишься. Купаться почему не пошел?
— Не хочется, я тут читаю.
— Ребята не обижают?
— Нет. Я сегодня достал флаг с середины мачты.
— Правильно сделал. Не болел? Руки-ноги здоровы?
— Здоровы.
— Кормят хорошо?
— Хорошо.
— Я тебя специально расспрашиваю, потому что твоя мама завтра мне позвонит и будет так же расспрашивать меня.
Внизу, у входа в лагерь, засигналил грузовик.
— Нервничает, видишь, торопит. Ну, ты прости, что я на минутку, — сказал Федор Матвеевич. — Я побегу. Я еще сегодня работаю в вечер. — И он сунул мне записку. — Это адрес альпинистского лагеря. Напиши туда письмо, хоть три слова — жив, здоров и веселюсь. Деньги на марку есть?
— Есть, — сказал я, — мне мама два рубля дала.
Грузовик снова засигналил.
— Ну, я побежал. Ты тут не грусти.
И он побежал мимо сосен под гору, напрямик к выходу.
Я видел, как он подбежал к грузовику, посмотрел на наш лагерь — наверно, меня искал, — вскочил в кабину, и грузовик поехал.
* * *
Около дачи малышей кто-то оборвал все цветы.
Цветы только что распустились, а теперь клумбы снова стояли голые.
А воспитательница решила, что это Игорек оборвал. Она вышла из дачи и видит: Игорек несет два цветка.
Она схватила Игорька за руку и повела его к начальнику лагеря.
А я увидел, что Игорька куда-то ведут, и пошел следом. Игорек громко плакал.
— Это не я! Это не я! — кричал он.
Но воспитательница тащила его за руку к начальнику, будто не слышала.
Начальник стоял около главного здания.
— Вот, полюбуйтесь, — сказала воспитательница, — все цветы около дачи оборвал.
— Зачем же ты это сделал? — спросил удивленный начальник.
А Игорек даже хрипел от плача.
— Это не я! — продолжал кричать он.
— Кто же тогда, если не ты? У тебя ведь были цветки? — И воспитательница показала два мятых тюльпана.
— Я их на земле нашел, — плакал Игорек.
— Это правда не он, — сказал я, хоть и не знал — кто. — Цветы, наверно, украли — все клумбы оборваны, а на земле — несколько цветов.
— Заступник еще нашелся. Ты, пожалуйста, иди в свой отряд.
— Подождите, — сказал начальник лагеря, — этому мальчику можно верить. Ты точно знаешь, что не он оборвал цветы?
— Точно, — сказал я. — Зачем ему воровать?
Игорек посмотрел на меня и заплакал тише.
— Хорошо, — сказал начальник. — Ты, Игорь, не плачь и иди в свой отряд. Никто тебя зазря наказывать не будет… А кто оборвал, ты тоже знаешь? — спросил меня начальник.
— Не знаю, — ответил я.
— Они друг друга никогда не выдадут, — проговорила воспитательница малышей.
— Ну и молодцы, что не выдают. Если б он подсматривал в щелку, пока хулиганы рвали, а потом пошел бы ко мне докладывать, я бы его сам прогнал. А если б он собрал ребят и отогнал бы хулиганов, а потом доложил, — я б его очень похвалил. И сейчас тоже — хвалю, потому что заступился за справедливость, а не прошел равнодушно. Иди в свой отряд, — а мы с вами еще останемся, — сказал начальник лагеря воспитательнице.
И я побежал к своей даче.
* * *
Я никогда не знал, что могу быть таким знаменитым. Меня в лагере все теперь знали, особенно после подъема флага. И малыши тоже — после того, как я заступился за Игорька.
Читать дальше