Иногда она меня просто ошарашивала.
— Ну, так полежи и отдохни.
— Отдохнуть?! Это наша первая ночь в Нью-Йорке, Боб! Я хочу посмотреть на огни!
— Я устал!
Крыса сложила руки на груди:
— Как ты мог устать — тебе двенадцать лет! Так не бывает! Ах, ну да, я забыла. Тебе же почти тринадцать. Ты почти тинейджер. Разве бунтующий тинейджер захочет проспать свою первую ночь в Нью-Йорке?
Я встал. Если уж Крыса вбила что-то себе в голову, сопротивление бесполезно. К тому же от одной мысли, что придется лежать тут в темноте, у меня побежали мурашки.
— Оставим тут рюкзаки и пойдем на Таймс-сквер, — решила Крыса. — Огни именно там. Я уже посмотрела по карте, тут недалеко. Иди за мной.
Я буквально видел слова, выбитые на моем надгробии. Тут лежит Боб Де Билье, который имел глупость послушать свою чокнутую сестру. Но я все равно пошел за ней.
Едва повернув на Сорок вторую улицу, мы увидели огни, хотя топать до них нужно было еще не один квартал. Когда же мы пристегнули велики к столбу и шагнули на Бродвей, то огни нас просто ошарашили! Горела иллюминация на крышах, сияли прожекторы, переливались рекламные щиты. Я посмотрел на Крысу. Огни отражались в ее огромных глазах.
— Побродим по Бродвею, братец! — сказала она с ямайским акцентом.
Сначала мы пошли в толпе по тротуару, а потом перебежали на островок среди целого моря желтых такси. Там мы остановились и стали смотреть по сторонам в благоговейном восторге.
— Хочу чего-нибудь выпить! — заявила Крыса.
Мы перебежали через Бродвей, купили в «Макдоналдсе» колу и пили ее на ходу, купаясь в суете Таймс-сквер.
А потом я заметил этого типа. Он был, наверное, ровесник папы и выглядел как-то чудно. На его лице застыла печальная мина, углы рта были скорбно опущены, и шел он очень странно — не то чтобы хромал, но как-то неловко волочил ноги. Одно плечо у него казалось выше другого, а может, просто руки были разной длины. Даже глаза у него слегка косили. В общем, он весь казался довольно кривым и корявым.
Больше того, одежда на нем тоже представляла собой неожиданное сочетание — старые, изношенные ботинки, потертый черный костюм, лоснящийся от времени, а под ним новехонькая рубашка и галстук. Седеющие темные волосы были аккуратно подстрижены и причесаны.
Он осматривал толпу цепким взглядом хищника. Внезапно глаза его расширились — он выбрал жертву и нанес удар.
— Сэр, мадам, добрый вечер, — обратился он к проходящей мимо паре. — Мне неловко отвлекать вас от прогулки, но я отчаянно нуждаюсь в помощи. Всем нам иногда случается попасть в нужду, вот пришел и мой черед… — Пара ускорила шаг. — Я всего лишь надеялся… Простите… Эй! Я с вами разговариваю! — Тут он заметил другую пару, идущую в его сторону: — О боже, умоляю, выручите меня! Мне срочно надо в Чикаго! У меня жена умирает! Священник уже исповедал и причастил ее! Только бы мне успеть в последний раз поймать ее нежный взгляд! Пожалуйста! Помогите мне!
— Отвали, жулик, — сказал прохожий, не глядя на него.
— Жулик! Вы это слышали? Я говорю ему, что у меня жена умирает, а он обзывает меня жуликом! Какое бессердечие! — Он вытащил из кармана бумажник и кинулся наперерез следующей паре: — Простите, мисс! Взгляните на фотографию! Это моя жена, она вот-вот должна родить! А мне не хватает двадцатки на билет до Вашингтона.
— Извините! — буркнула женщина, проталкиваясь мимо него.
— Извинить вас? Извинить за то, что пожалели несколько баксов? — Он заметил, что мы с Крысой смотрим на него, и разразился тирадой: — Полюбуйтесь на этих треклятых туристов! Небось отстегивают по две сотни баксов в сутки за отель! Двести долларов за паршивую койку! Какая разница, где ночевать, — ты все равно спишь! Наивные лопухи, все до единого! А потом еще билеты на представление, дорогие коктейли и какой-нибудь «знак любви», на который он должен раскошелиться в доказательство, что брак еще не трещит по швам. И уж, казалось бы, после всех этих глупых расходов можно выручить человека в беде — но нет, дудки!
— Какой классный! — восхитилась Крыса. — Как думаешь, он разрешит нам с ним потусить?
— С чего вдруг ему…
— Эй, дружище! Не против, если мы тут с тобой зависнем?
Читать дальше