Грегори Хьюз - Луна с неба

— А он правда торговец наркотиками?

— Самый крупный в Нью-Йорке. А некоторые говорят, и во всех Штатах. — Женщина раскрыла зонтик. — А зачем вы его ищете?

— Мы его давно потерянные племянники.

— Ну да, конечно, милая. А я приглашена на чай к Дональду Трампу.

И женщина пошла прочь, хохоча.

— Думаешь, она его правда знает? — спросил я Крысу. — По-моему, она немного сумасшедшая.

— Да, Боб, она сумасшедшая, но она его знает! Иначе как бы она поняла, что фотография старая?

Крыса смотрела в корень. Я об этом даже не подумал. Она вытащила из кармана путеводитель с картой:

— Та-ак, Центральный парк, Пятая авеню. Вот! Мы нашли его! Смотри! Можем проехать через мост по Сто сорок пятой улице на Манхэттен. Садись на велик, Боб! Дядя Джером от нас не уйдет!

Она прыгнула на велосипед и покатила. Если уж моя сестра запускает во что-то свои острые крысиные коготки, она никогда не разожмет хватку. Кто знает, может, дядя и правда не уйдет от нас, раз Крыса напала на его след и вовсю крутит педали.

Мы ехали по широкому серому бульвару, вдоль которого тянулись большие коричневые дома. К входным дверям с римскими колоннами вели крутые ступеньки. Чернокожие женщины высовывались из окон и смотрели, как их маленькие детишки скачут по лужам в дождевиках. Вокруг вообще было полно чернокожих. Они прятались от дождя в дверях домов и магазинов, накрывали головы куртками, а некоторые шли как ни в чем не бывало, не обращая внимания на то, что вода каплет за шиворот.

— Наверное, мы в Гарлеме, — предположила Крыса, заметив указатель в сторону бульвара Малколма Икса [13] Малколм Икс — американский борец за права чернокожих. Призывал их отказаться от своих фамилий, которые на самом деле принадлежали бывшим рабовладельцам, и заменил свою фамилию Литтл на латинскую букву X. . — Я слышала про этого Малколма. Надо же, у него, оказывается, свой собственный бульвар… Смотри, Боб, там Эмпайр-стейт-билдинг!

Окутанный туманом небоскреб возвышался вдали, и его освещали прожекторы цветов французского триколора — синие, белые и красные. Когда я вижу французский флаг, у меня в голове начинает звучать гимн Франции. Это самый красивый гимн на свете, лучше нет ни у одной страны. Я прямо даже горжусь тем, что у меня французские корни. Я бы хотел когда-нибудь поехать во Францию и посмотреть на дом, в котором родилась моя мама. Когда-нибудь.

Мы выехали на оживленный перекресток, я заметил кофей-’ ню «Старбакс» и остановился. Мне было необходимо поесть и выпить чего-нибудь горячего, и без этого я просто никуда не собирался ехать.

— Не хочешь перекусить? — спросил я Крысу.

— Умираю с голоду!

Мы пристегнули велики на замок и пошли внутрь. Я направился к стойке и заказал кофе, пирожные и сэндвичи. Крыса рухнула на мягкое сиденье, углубилась в изучение путеводителя и оторвалась от этого занятия, только когда я навис над ней с подносом. Тогда она подскочила и схватила моккочино. Я уселся рядом. Мы уплетали сэндвичи и смотрели в окно на людей, бегущих под дождем. Терпеть не могу мокнуть под дождем, но смотреть на него, сидя под крышей, было очень даже приятно.

Крыса выудила из кармана телефон, нашла розетку и поставила его заряжаться.

— Надо послать Гарольду сообщение. Рассказать ему, что мы напали на след дяди Джерома, а также о том, какой сегодня получился захватывающий день.

— Захватывающий?

— Можно мне еще один моккочино, Боб?

— Возьми сама.

Крыса разложила карту на столе:

— Я ищу наш хостел.

Иногда она такая ленивая. Я пошел к стойке, и тут меня ожидало величайшее потрясение. Сперва я даже подумал, что мисс Габриэла Фелипе Мендес переехала в Нью-Йорк и устроилась работать в «Старбакс»!

— Что будешь заказывать?

У нее даже акцент был такой же!

— Хочешь кофе?

Она выглядела помоложе, но в этом была вся разница. Они с мисс Габриэлой вполне могли сойти за сестер-близняшек.

— Может, чаю? Или чего-нибудь поесть?

Честное слово, у меня в голове звучала сальса. А потом девушка за стойкой наклонилась ко мне близко-близко, совсем как Габриэла, и сказала:

— Если не скажешь мне, зачем пришел, я вызову полицию.

— Ой! — спохватился я. — Мне моккочино!